— Отлично всё у сосисок. Дай тарелку.
— Это хорошо, а то за четвёртым столом, благодаря Зеллеру и Прайсу, во мгновение ока словно пустыня, ни кусочка. Бэлла тоже не даёт спуску.
— Она беременна, — говорит научившийся Уилл. Про сосиски же тактично отмалчивается, выкладывая их на блюдо.
Фредерик смотрит на него чуть искоса, удерживая тарелку на весу.
— Послушай, Уилл, я тут хотел тебя спросить кое о чём…
— Не сегодня, мейстер Чилтон. Я не в настроении отвечать на твои ошеломительные вопросы.
— По мне — так самое время. Все расслабляются. Мог бы и присоединиться, — Фредерик обшаривает Грэма взглядом.
«Да ну нахуй, — думает Грэм. — Просто глазам своим не верю».
Вслух же говорит:
— Я расслаблен, насколько это возможно.
— Ты изменяешь Лектеру?
Уилл не смотрит на Чилтона в тот момент, когда раздаётся вопрос, поэтому у Фредерика нет возможности считать отношение Грэма к прозвучавшему у того с лица.
— Ты себя хорошо чувствуешь? — вместо ответа, взяв себя в руки, спрашивает Уилл.
— Да, — утвердительно кивает Чилтон. — Так что?
— Иди нахуй, Фредерик.
— Ты невыносимый грубиян, Уилл. Как такой нетерпимый к грубости человек, как Лектер, тебя выносит?
— Говорит, что с радостью. Ты и в самом деле полагаешь, что я тебе скажу правду? — Уилл прикрывает глаза.
— Всегда было интересно. Это останется между нами.
— К счастью, между нами ничего не останется, Фредерик.
— Слушай, я тут подумал, что твоя татуировка… Если захочешь, можно её скорректировать…
— Ты утомляешь меня. Приходи через пять минут за стейками.
Чилтон, качая головой, отчаливает. Зато снова появляется Ганнибал.
— Ну что? Как насчёт меня в оранжевых шортах?
Уилл пытается смеяться, но закусывает губу.
— Я очень сексуальный?
Ганнибал присовывается вплотную, заглядывает ему в глаза.
— Очень. Почему ты удивляешься?
— Не бери в голову, — отмахивается Грэм.
— У нас скоро первый юбилей. Где твоя совесть? Я ещё ни разу тебя не…
— Прекрати. Замолчи. Здесь дети.
— К чёрту детей, они все испорчены телевидением и не узнают от меня ничего нового, — говорит Лектер, не отступая.
— На чужих мне плевать, здесь наш ребёнок, подонок, — отпихивается Уилл, улыбаясь во все зубы.
— Ни разу тебя не имел на Гавайях, — всё-таки заканчивает Лектер.
Уилл смотрит на него, глубоко вздыхает. Снова прижимает зубами губу.
— Уилл, сделай мне подарок. Дай мне на Гавайях, — с деланной серьёзностью говорит Лектер.
Уилл отпихивает мужа, но тот видит, что Грэму смешно. Со временем в супружестве у Ганнибала появилась особая техника домогаться Уилла на людях в приличном обществе. В этой самой манере. Среди бела дня, в куче добропорядочных граждан и соседей или среди мамаш с папашами на детской площадке, придвинувшись так тесно, насколько позволяли приличия в его понимании, Ганнибал начинал с Уиллом торг на что-либо. Чаще всего на тему «ты мне бы дал там-то или там-то».
Грэма ощутимо смущала манера Лектера говорить в таких случаях. Голос у того становился тихим, вкрадчивым, интимным. Едва убыстрялся, но слова произносились чётко, так что Уилл всё слышал. Лицо же Лектера оставалось непроницаемым и даже отстранённым. И если Уилл просто молчал, игнорируя его высказывания и вопросы, Ганнибал начинал отвечать сам себе за него «да» или «нет». В зависимости от того, что, по его наблюдениям за реакцией Уилла, тот мог бы ответить. И Ганнибал не отставал от него, пока не добивался своего. Обычно того, что Грэм в конце концов говорил «да» какому-нибудь из предлагаемых вариантов, потому что Ганнибал был настойчив. Более того он предпочитал смотреть Уиллу в лицо очень пристально, потому что Лектеру нравилось нащупывать таким образом, предлагая ему разные варианты, то, что цепляло мужа. Как только Уиллу что-то нравилось из предлагаемой неприличной околесицы, что плёл вокруг него Ганнибал, тот начинал прикусывать губы. Уилл всегда так делал, когда видел, или слышал, или думал о том, что его волновало. Скусывал губы при возбуждении.
И сейчас, при упоминании о Гавайях и о сексе на пляже, он делал то же самое. Поэтому Ганнибал нажимал.
— Уилл, только представь: ночь, тёплая и душная, пляж, может, где-то костёр на берегу. Пахнет орхидеями и плюмерией…
— Или чем там ещё пахнет из цветов?
Оба оборачиваются на подошедшую Джорджию Медчен, едва объятую скромным пламенем, которое с наступление сумерек начинало пылать интенсивнее. Уже начинало. Это перманентное пламя делало Джорджию малость чокнутой. Сказывалось влияние на головной мозг и центральную нервную систему постоянных высоких температур. Но порой её прозрения очень пригождались.
— Уилл, Бэлла просила сказать, чтобы вы завязывали со стейками. Потому что через двадцать минут будет салют.
— Скажи Бэлле, Джо, чтобы не беспокоилась, — говорит Уилл, убирая последние стейки.
Ганнибал дожидается, пока мейстер пылающая отойдёт на пару шагов, и снова начинает, зайдя с другой стороны:
— И мы можем в океане. Ты когда-нибудь делал это в океане?
— Нет, этого с тобою в океане я не делал, мне хватило Средиземного моря и бассейнов в пентхаусах, знаешь ли.
— Должно быть, в океане не в пример захватывающе, — утробно говорит Лектер, склоняясь к его уху.
Грэм закрывает гриль, забирает тарелку с мясом и идёт к людям. Ганнибал следом. Под ноги откуда-то из кустов выкатывается Лектер-младший, перемазанный до локтей.
— Кейн, — говорит Ганнибал, ухватывая его за плечо. — Что это?
— Жёлтая глина, пап.
— Я вижу. Я спрашиваю, откуда жёлтая глина на твоих руках?
Младший катится рядом вприпрыжку.
— Майки Вёрджер сказал, что мне слабо достать крысу из подвала.
— Я так думаю, тебе не слабо, да? — спрашивает Ганнибал, усаживаясь на скамейку за стол.
Младший тут же. Дотягивается до гамбургера. Лектер наливает ему в стакан из кувшина лимонад.
— Ты брал крысу в руки? — останавливает он сына, прежде чем тот дотаскивает бутерброд до рта.
— Не успел, только выгнал наверх. Папа, она влетела в дом миссис Кроуфорд, — Кейн откусил кусок. — Что мне за это будет?
— Ничего.
— Ничего, что крыса в доме миссис Кроуфорд? — Кейн делает большие синие глаза.
Ганнибал секунду смотрит на сына. Кейн похож на Уилла, с возрастом всё больше и больше. Глаза — просто одни и те же.
— Возможно, что им это только на пользу: и крысе, и миссис Кроуфорд. Оставим это в тайне.
Лектер-младший улыбается и довольно кивает.
Ганнибал видит, что пока его дитя гонялось за крысой, оно стало голодно, как волк. Младшему почти пять лет. У него светлые и вьющиеся волосы. И Кейн отказывается стричься. Носит какую-то дикую, очень нравящуюся ему причёску, похож на изваяние греческого мальчика с шапкой крупных, завитых кольцами волос. Ганнибал продолжает рассматривать ребёнка, пока тот ест, одновременно следит за Уиллом, видит, как того осаждают Марго и Алана.
Марго и Алана любят Уилла Грэма. Пожалуй что даже слишком. Только смертельный страх за свои шёлковые шкурки останавливает мейстера, причиняющую благо, и её возлюбленную жену от недвусмысленных фамильярностей.
А Грэма вообще любят. Все соседки с Мёрдер-драйв. Так вышло, что Лектер и Грэм оказались единственной гомосексуальной парой на всей длинной улице, поэтому очень любопытной для её обитателей. И если сам Ганнибал был социально активным и улыбчивым, то Уилла назвать таким было нельзя. Но домохозяйки старались как могли, чтобы привлекать того к общению. С появлением Кейна скрываться Уиллу от назойливого доброжелательства голубушек стало просто невозможным.
А потом пошёл слух, что мистер Грэм ранее предпочитал исключительно связи с дамами. Да-да, этот красивейший, высокий, звездоглазый, белокожий и неулыбчивый мистер Грэм, с Кейном на руках выглядящий как Мадонна с Иисусом-младенцем, было дело, пользовал дам. Кумушки с Мёрдер-драйв приняли вызов. И началось «паломничество», как точно отметил сам Уилл. Каждая считала своим долгом попробовать заигрывать и кокетничать с ним, притащив корзинку с рогаликами или гель от ушибов для свалившегося накануне с велосипеда Кейна.