— Доктора Гидеона не нашли. Он залёг на дно. Браун присматривал за тем в тюрьме. Поэтому давал показания о заключённом. Джек надеялся, что Гидеон мог упоминать кого-то из особо верных и восторженных поклонников. Проверили всю электронную переписку доктора Гидеона с почитателями.
— Безрезультатно? — Алана поправила серёжку в ухе.
— Пускай снимут наблюдение за нашим домом, — непрозрачно предложила Марго. — Ты работала с доктором Гидеоном. Он должен был прийти за тобою, как за всеми своими психиатрами. Но около «Мускусной крысы» столько легавых, что я не удивлюсь, если увижу одного из них даже в нашей спальне.
— Марго! — Алана обернулась, стискивая пальцы в кулаки.
Марго торжествующе откинулась головою на спинку кресла.
— Будем ловить на живца.
— Что, снова оставишь меня привязанной в кровати и пропадёшь на час-полтора? — Алана заискрилась глазами.
— Я уже извинялась, Алана. И это не было часом. Я спустилась за льдом.
— Зато это было аккурат таким по продолжительности, чтобы Майки успел забраться к нам в спальню. А следом и его няня! Стоит плотнее затворять за собою двери? — взорвалась Алана, яростно блестя глазами.
— И что? Майки в таком возрасте, что не соотносит твой вид и окружающий контекст друг с другом как нечто закономерное.
— Зато, мать твою, Марисса Шур соотносит.
— Ты так бесишься, потому что она застукала нас на горячем, или потому, что в тот момент у тебя помада смазалась, а ты была голышом?
— Дамы. Эй, дамы, — напомнила о себе Катц, обнаруживая своё присутствие. И это было страшной ошибкой.
— Беверли, Алана не пьёт яванский ром иначе как с горкой льда. И я…
— Беверли, не слушай её. Марго сущая сатана. Я бы вообще пить не начинала, не будь она такой закрытой и хладнокровной…
— Так. Стоп. Даже не думайте, — Беверли Катц приняла оборонительную позицию и скрылась в примерочной, желая скорее переодеться.
Обе — и Вёрджер, и Блум — замолчали, видя решительность мейстера локации.
— Даже не думайте втягивать меня в свою насыщенную пикантными подробностями супружескую свару. Я ухожу. Платье моё в порядке, примерка удалась, и я ухожу.
— Бев, ты хоть знаешь, как это сложно: совмещать воспитание ребёнка и нормальную сексуальную жизнь? — не удовлетворилась Марго, прикуривая третью сигарету от второй.
— Нормальную, Марго. Ключевое слово — нормальную, — тут же прицепилась мейстер, причиняющая благо.
— Да это и есть нормальная, — Марго вскочила и прыгнула к Алане. Тут же обернулась к примерочной, где шуршала тканями Беверли. — Просто у Аланы есть определённые мейстерские заёбы, Бев.
— Марго, ты сейчас говоришь про мейстерские заёбы мейстеру, — сдержанно заметила из-за ширмы Беверли Катц.
— Ох, что это я? — в притворной досаде и ни капли не смущаясь отбилась Марго. — Куда ни плюнь — везде мейстеры. Пожалуй, стоит ещё раз спросить Уилла Грэма, включил ли тот голову, когда собрался связать свою жизнь с вашим чистоплюйским отродьем из непогрешимой и сиятельной гильдии.
Беверли выбралась из примерочной и, взмахнув ладошкой, свалила.
Марго косо взглянула на Алану. Та стояла, тяжело дыша. Взгляд голубых глаз мейстера, причиняющей благо, мог бы взрезать пополам птиц поднебесных. Но абсолютно ничего не мог сделать с Марго Вёрджер.
***
Всё, что Уилл Грэм знал о мальчишниках — это ничего. А всё, что он понял о них, так это то, что мальчишники не для женихов. Они для Зеллера и Прайса в его случае. И немного для Джека Кроуфорда. Потому как в конце концов именно Джимми сидел на оплаченных коленях темнокожей танцовщицы по имени Самбука, потому что Уилл немилосердно заявил, что танцы топлес в его честь — это деньги на ветер. А Джимми Прайс был скуповат до бесполезно потраченных денег. Поэтому в конце концов коленями танцовщицы по имени Самбука польстился именно он.
До безобразия довольный Брайан Зеллер, приняв на грудь два шота фосфоресцирующего абсента и, вполне вероятно, что и укрепляющих психическое здоровье амфетаминов, привалился к плечу Уилла и, искренне участвуя, предложил: «Тогда по танцующему мальчику, что ли?»
«Заткнись», — миролюбиво осадил его Грэм, соглашаясь только на скотч.
«Слушай, не заставляй меня думать, что я ошибся, когда отмёл предложение Кроуфорда насчёт того, чтобы устроить праздник в читальном зале Публичной библиотеки на Янг-стрит», — надулся Зеллер.
Уилл посмотрел на Джека, который, распустив пуговицы пиджака и наслаждаясь бутылочным пивом, отсалютовал ему стеклянным горлышком бутылки.
«В Публичной библиотеке, Джек? Серьёзно?» — сузил глаза Грэм.
«Так я, похоже на то, был на верном пути», — пожал плечами Кроуфорд.
Сегодняшним утром Зеллер был способен только на одну единственную фразу: «Грэм, закати меня в уютный прохладный бокс. Мне нужно часа три». После чего свернулся на жёстком лежаке выдвижной кушетки и тут же погас. Грэм задвинул его по полозьям в комфортную темноту, оставив дверь приоткрытой. Никто вентиляции бокса при проектировании не предусмотрел.
Опасаться выволочки от Джека не приходилось, потому что тот сам не представлял сегодня с утра никакой угрозы. Джек спустил все жалюзи в своём кабинете и отошёл в кресле.
Прайс был единственным, кто стоял на ногах. Пусть косо, но вертикально. И единственным, кто не слезал с Грэма с нравоучительными порицаниями на тему его крайней непорядочности. В то время пока «подружки жениха» надирались, преследуя святую цель сдохнуть наутро от алкогольной и медикаментозной интоксикации, жених снизошёл только до четверти бутылки «Рэд лэйбла».
И вообще. Уилл Грэм вчера вечером, на взгляд того же Уилла Грэма, превзошёл сам себя. В три по полуночи он вызвал такси для Прайса, отклеив того от розовых трусиков очередной танцовщицы. И это была Перчинка. Позже выяснилось, что, похоже, бумажник Джимми полностью осел в латексном клочке, выдаваемом Перчинкой за трусики. Поэтому Грэм сам оплатил поездку Прайса домой. Такси для Зеллера он тоже вызвал. Бумажник Брайана был у того в джинсах, и это радовало. Джека Кроуфорда Уилл привёз домой лично, из объятий в объятия передал сонной Бэлле. И она безжалостно, что свойственно давно женатым супругам, подняла Джека ровно по звонку. Тот хотел было заплакать, но Бэлла пресекла: «Даже не думай, Джек. Это не первый твой мальчишник. Но ничего не меняется. Тебя ждут в управлении. Поднимайся и расплачивайся за пьянство».
Мэтью Браун, пришедший к назначенному времени для беседы с Кроуфордом, был технично перенаправлен к Джимми Прайсу.
Уилл слушал их, сидя в стороне, просматривая конспекты лекции и корректируя презентацию. Он видел, что Джимми смертельно завидует Зеллеру и Кроуфорду. А потом и вовсе под невразумительным предлогом направился в сторону уборных.
— Что это с Прайсом? — спросил Браун.
— Слишком много Самбуки, — полушутя объяснил Уилл Грэм.
Мэтью Браун пожал плечами и сказал:
— Что же, раз я всё равно здесь, то воспользуюсь этим.
Уилл поднял на того глаза, рассматривая Мэтью исподлобья и поверх очков. В предыдущих проекциях Браун трепетал Грэма и жаждал оказать услугу. И Уилл этим воспользовался, пытаясь, кто бы теперь мог подумать, прижать Ганнибала Лектера. Убить Ганнибала Лектера. Разделаться с тем, пока сам Грэм состоял на вакациях в тюремной камере за подстроенное фальшивое убийство Эбигейл Хоббс.
В этой проекции до подобного не дошло. Лектер не пропихивал ему сквозь катетер по пищеводу ухо девчонки и не сводил с ума. «Теперь, конечно, пропихивает кое-что получше», — осознал Грэм и поспешил заткнуться от своей скабрёзности, едва не вогнав себя же в краску. И в этой проекции Браун никак не контактировал с Грэмом. Но эмоциональный и поведенческий импринт того был прежним. Мэтью оставался махровым психопатом. Расположенным к пунктикам на Уилле Грэме.
— Чем вы намерены воспользоваться?