Что касается Кэтрин, та и впрямь будет рада их знакомству, а вот насчет Брина Хелен сомневалась. С его газетой она сотрудничала уже полтора года, и за это время они переговорили по телефону лишь несколько раз, когда Брин звонил ей с поручениями. Даже по этим разговорам было ясно, как мало ему дела до собеседника.
«Брин», – рявкал он обычно вместо приветствия, заставляя ее нервничать без всякого повода. Ни вам «здрасте», ни «надеюсь, я не помешал». Этот человек с ходу переходил к делу и после краткого обмена репликами завершал разговор не менее кратким «идет». Судя по всему, слов «до свидания» вовсе не было в его лексиконе.
Ни разу он не похвалил Хелен, ни разу не дал понять, что ему действительно нравятся ее статьи, хотя до сих пор он не отверг ни одну из них. Когда Хелен на свой страх и риск предложила газете рецензию на понравившуюся ей книгу – через пару недель после статьи об Агате Кристи, – она появилась в газете уже на следующий день. А в скором времени ей прислали на обзор рукописи двух авторов, чьи имена Хелен прежде не встречались.
Пятьсот слов по каждой не позднее этой пятницы – такая записка крепилась к одной из рукописей. Слова не позднее были подчеркнуты дважды. Вместо подписи буквы – МБ. Даже угловатый почерк этого человека выдавал плохо скрываемое раздражение.
Оставалось лишь посочувствовать миссис Брин – при условии, конечно, что та вообще существовала. Трудно представить, чтобы какая-нибудь женщина согласилась выйти замуж за Брина с его невыносимым характером.
Вдобавок – и это, пожалуй, было самым неприятным, – чтобы попасть на вечеринку, Хелен пришлось обратиться за помощью к родителям. Женщина, которая присматривала обычно за Элис, уехала на праздники к замужней дочери, так что у Хелен не оставалось иного выбора, кроме как позвонить матери.
Для нее не было секретом, что родители без восторга отнеслись к ее карьере журналистки. По их мнению, подобное занятие мало чем отличалось от работы наемного музыканта. Не радовало их и то, что Хелен трудилась в сфере, которая традиционно считалась чисто мужской. По словам Кэтрин, среди авторов, писавших для газеты, было всего две женщины.
С другой стороны, она публиковалась в газете, которую ее родители читали уже не первый год. Хелен знала, с каким уважением относится отец к детищу мистера Брина. Кроме того, на свои заработки она с успехом содержала себя и Элис, так что у родителей не было особых поводов для возражений.
– Рождественская вечеринка, – повторила ее мать, – как мило. Разумеется, мы присмотрим за Элис. Тебе есть в чем идти туда?
Хелен едва не ляпнула, что собиралась идти голой, но вовремя удержалась.
– Надену черный брючный костюм.
Тот самый, в котором я была на похоронах Кормака, могла бы добавить она, но тоже удержалась.
– Это старье? Сколько лет ты его уже носишь? Давай мы с отцом купим тебе что-нибудь новенькое.
Все та же привычка швырять ей деньги. Как будто она могла принять их за любовь!
Брючный костюм и правда был старым – Хелен купила его еще до знакомства с Кормаком. Но он вполне сгодится для вечеринки, где она никого не знала. В конце концов, ей было плевать, что там подумают о ней или ее костюме. А ведь не так давно она часами крутилась перед зеркалом, готовясь выйти в свет вместе с Кормаком!
Несмотря на свой отвратительный вкус, вино слегка согрело ее изнутри, сделав этот вечер если не приятным, то сносным. Не слишком большая комната была под завязку забита шумными, смеющимися людьми, которые безостановочно курили и болтали друг с другом. Хелен не успела поговорить ни с кем, кроме Кэтрин, которая, к счастью, взялась присматривать за ней. Помощница босса оказалась старше и массивней, чем представляла ее Хелен. При этом она так и лучилась дружелюбием.
«Мне ужасно нравится ваш стиль, – заявила она Хелен, промокнув свое крупное лицо красным платком. – Вы пишите так оригинально и свежо, и с таким неподражаемым юмором. А ваши рецензии на книги всегда бьют в точку».
Брин, судя по всему, не успел еще почтить вечеринку своим присутствием.
«Он не очень-то общителен, – признала Кэтрин то, что Хелен и сама уже успела понять. – Но он обязательно появится, и тогда я вас познакомлю».
Затем Кэтрин с извинениями сбежала в туалет и до сих пор не вернулась – устала, должно быть, нянчиться с фрилансером. Еще бокал вина, решила Хелен, и она отправляется домой. И плевать ей на Брина. Она протолкалась к стойке бара и подлила себе выпивки, плеснув нечаянно на свой пиджак, когда в этой толчее чей-то локоть врезался ей в бок.
– Хелен!
Не успев достать салфетку, она оглянулась. Кэтрин пробиралась к ней сквозь толпу в сопровождении мужчины в темном костюме. Это, видимо, и был пресловутый мистер Брин, которого требовалось поблагодарить за отеческую заботу о своих сотрудниках. Промокнув мокрое пятно рукавом пиджака, Хелен постаралась выдавить из себя как можно более широкую улыбку.
– Знакомьтесь, – сказала Кэтрин. – Марк, это Хелен О’Дауд… точнее, Фицпатрик. Хелен, это Марк Брин.
Темно-синий дорогой костюм – уж в этом-то она, благодаря отцу, разбиралась очень неплохо. Безупречно белая рубашка, галстук серых тонов. Темные, почти черные волосы подстрижены коротким ежиком. Пронзительные голубые глаза смотрят в упор, на лице – слабое подобие улыбки. Суховато кивнув, Брин на мгновение сжал ей руку.
Далеко не красавец – нос широковат, да и скулы слишком заметны. Вокруг глаз залегла сетка морщин. И все же такое лицо быстро не забудешь. Возраст? Трудно сказать. Где-то между сорока и пятьюдесятью.
Хелен открыла рот, чтобы сказать что-то, пристойное случаю, но слова застряли у нее в горле. Ради всего святого, она же работает за деньги, а не принимает милостыню. Из нее вышел неплохой автор статей, в противном случае тот же Брин давно бы дал ей отставку.
Хелен подняла стакан с вином.
– Счастливого Рождества. И спасибо за приглашение. Рада, что ваш голос наконец-то обрел лицо.
Брин вновь слегка наклонил голову – не более чем намек на кивок. Хелен увидела, как взгляд его скользнул к темному пятну на отвороте ее пиджака.
– Меня толкнули, пока я наливала вино, – пояснила она. – Не такая уж я неряха.
– А я вас ни в чем и не обвиняю, – мягко заметил он. Голос был знакомым, но не таким властным, как во время телефонных бесед.
– Просто я решила, что лучше объяснить, – сказала Хелен. – Будете? – кивнула она на бутылку.
Это же вечеринка, в конце концов. К чему этот серьезный тон?
– Спасибо, не сейчас, – взгляд его был устремлен куда-то влево. – Прошу меня извинить, – добавил он, вновь протягивая ей руку. – Надеюсь, вам понравилось наше вино.
Еще одно мощное рукопожатие, и Брин исчез, оставив ее наедине с Кэтрин.
Хелен смотрела ему вслед, с трудом сдерживая раздражение. Очевидно, что великий мистер Брин решил не тратить на нее больше тридцати секунд. Надеюсь, вам понравилось наше вино. Как будто она пришла сюда ради этого отвратительного пойла и дешевой закуски.
– Чудесная встреча, – повернулась она к Кэтрин, но та предпочла проигнорировать ее сарказм.
– Все прошло замечательно. Я рада, что вы наконец-то встретились. Давайте я познакомлю вас кое с кем из нашей братии.
Но с Хелен было достаточно.
– Спасибо, – она отставила стакан, даже не прикоснувшись к вину, – но мне нужно идти. Я обещала няне, что вернусь не позже десяти.
Мелкая ложь, которой она прикрывалась, маска, которую так старательно натягивала на себя после смерти Кормака. Оказавшись на улице, Хелен жадно втянула в себя морозный воздух. Она стояла, не обращая внимания на предпраздничную толчею. Все вокруг выглядели счастливыми, ведь до Рождества оставалось всего три дня.
По пути к автобусной остановке она заглянула в магазинчик и купила там дешевый виски.
– Счастливого Рождества, – сказал ей продавец, молодой парень с бородкой.
Хелен, забирая сдачу, пожелала ему того же. Видит Бог, им всем не помешает немного счастья.
У себя дома она осторожно пробралась в темноте до лестницы и присела прямо на ступеньку. Достав из бумажного пакета бутылку, Хелен открутила крышку. Потягивая виски, она вспоминала их первое с Кормаком Рождество. С момента их знакомства не прошло и двух месяцев, и все им тогда было в новинку.