Не успев толком расположиться за столом Николай заметил по идиотски радостного парня, в дурацком рождественском свитером с оленями и зализанными назад блестящими волосами, виски его были выбриты местами вместе с кожей. Руки, развешенные коромыслом, намекали на скорые объятия.
– Бля, надо было в «Асторию» всё-таки к иностранцам ехать, а то сейчас пожрать нормально не дадут, и с понтами теперь за столом будет порядок – успел выругаться Николай глядя на недоумевающего Самуила.
– Николай Александрович, дай бог вам здоровья, и деткам, и супруге, и великому русскому писателю Александру Сергеевичу рядом с вами.
Самуил действительно смахивал на Пушкина, только на современный манер, Николай раньше этого не замечал.
– Ты чего несешь-то? – отстраняясь от лобызающегося Антона, спросил Николай.
– Так чего несу, светлое и радостное в серые массы, озаряю путь ваш здравствованием и долголетием! – Антон засмеялся сам над своими шутками так громко, что мужик проходивший мимо, в сторону туалета, даже замедлил шаг рассматривая каждого за столом.
– Саныч ты куда вчера слился с культурного мероприятия с той зачетной девахой, походу на износ напильником работать? Поверхности шлифовать? И чего это за рубаха такая, вчера переоделся перед кокосовой вечериной небось? Или просто продвигаешь новый тренд? – в его глазах читался неподдельный интерес.
– Анализы тебе мои за последний год не представить, флюорографию там, справку от стоматолога, талон технического осмотра и справку формы № 9? – огрызнулся Николай, чрезмерность вопросов начала его утомлять.
Вмешательство в личную жизнь без своего приглашения, он терпеть не мог, как и в чужую никогда не лез, даже если сами просили.
– Ну хорош, не хочешь, не повествуй, я думал тебе нравится рассказывать про нетрадиционную медицину, глубину пещер и высоту холмов. Столярную обработку изделий рашпилем и надфилем.
– Я девушку отвез до дома, кошка у нее чихала. Сначала в аптеку, специальную, за животной лечебной микстурой, а затем на Московский.
– Вокзал? – пытался съехидничать Антон, на их громкий разговор начали оборачиваться с соседних столов.
– Проспект, умник! – к счастью, у Николая зазвонил телефон. На экране высветилось Света – рассвет.
– Пойду на улицу, переговорю.
– Передай от меня поклон кошкозявру – не мог успокоиться Антон.
Самуил проводил Николая жалобным взглядом.
Выйдя на весеннюю улицу в одном костюме, Николай сбросил Светкин звонок и достал сигареты. Под одиноким устройством для курильщиков, уличной лампой, он расслабил плечи и зажмурился от удовольствия. Раскаленная спираль потрескивала от дуновения легкого ветерка. Искусственное тепло заботливо обволакивало его шею и плечи. Николай зажмурился затягиваясь. Картинки быстро мелькали в мозгу ни на чем конкретно не задерживаясь. Было просто хорошо. Утренняя похмельная неизвестность и тревожность постепенно рассеивалась. Николай ощущал себя на ногах все тверже и тверже. Состоянию сопутствовало предвкушение хорошего выходного дня.
Глава 4. Человек
– проспект
Побыть наедине с собой в несколько затяжек. Хотя, не всегда удаётся. Напротив входа остановилась темная «Volvo», с заднего дивана неуклюже выбрался человек похожий на пингвина. Он был в дорогом, но мешковатом коричневом бархатном костюме. Бархатная бабочка в тон подпирала подбородок. Николай смутно помнил его, как дирижера или директора какого-то театра, наравне с множеством других не очень важных людей в своей жизни. Пингвин тоже прибежал покормиться. Николай и дирижер пожали друг другу руки.
– Прелестная сегодня весна Николай Александрович, а вы себя все задымляете?
– Доктор приказал не бросать, а погода правда шикарная – согласился Николай, который к своему замешательству помнил только отчество знакомого.
– Можно полюбопытствовать каких медицинских дел знахарь поддерживает вас в вашем хобби? А то супружница моя, тоже запрещать мне все начала, говорит года уже не те. Знаете, шапка и кальсоны всегда, кроме лета. На пороге, с утра, хватит меня за причинные места и вопрошает: «Михаил Абрамович, а вы утеплились исподним?»– вид у нее при этом грозный такой. Страдаю я, от этих утеплений, потом и запахом исхожу. В театре от меня балерины носики морщат. А я не привык, хочется быть богом на своем полуострове.
Ну точно, директор театра, подумал Николай про себя. Михаил, значит, Абрамович.
– Послушайте, Михаил Абрамович, тот лекарь не про вас, он зубных дел мастер, я решил, как бы это поточнее, клавиши рояля сменить, чтобы не черная-белая, а чтобы как у Чеширского кота, от уха до уха, сверкал настоящий клад цвета унитаз, но такой, как бы естественный, вот пока делал два года, врач мне и сказал покуривать для укрепления десен.