— Только когда увидим Харриса!..
— Да блядь! — воскликнула девушка. — Какие ты можешь дать гарантии, что не начнёшь палить?
— А какие ты можешь дать гарантии, что Харрис…
— Господи, как вы меня достали, — глубоко вздохнул Эрвин и потряс в воздухе катаной: — Давайте живее, а не то я зарублю вас всех, а потом сделаю харакири.
— Как только мы увидим Харриса, я тебя отпущу, — пообещал я Нтанде. — Даю слово.
— Слово… — фыркнула она и замолкла. Секунд через пять в тишине коридора раздался щелчок, и дверной замок коротко запищал.
В коридор хлынули мягкий жёлтый свет и аромат нагретой на солнце пыли. Эрвин с любовником на привязи ворвался внутрь первым, а я протолкался следом и захлопнул тяжеленную металлическую створку.
— Осмотрись! — крикнул я скауту и прислонился к стене, приготовившись в случае чего идти в последний бой.
Лицо и лоб мгновенно покрылись потом. Жарко.
Студия девяносто девять представляла собой огромное, размером с ангар, помещение. Под потолком громоздились друг на дружке целые гроздья софитов всех возможных размеров. Возле стен и плотно занавешенных окон возвышались металлические конструкции, похожие то ли на строительные леса, то ли на мостки. Рядом с входом стоял оранжевый погрузчик, нацелившийся на поддон с коробками. Неясно, где он тут ездил, потому что проходы между ящиками, вешалками, электрикой и декорациями выглядели настолько узкими, что и паре человек было трудно разойтись.
Чуть поодаль, за целой горой тележек из супермаркетов, начинались бесконечные ряды одежды, за которыми я заметил макеты стен: вон там, кажется, кухня, а там, судя по обоям с ракетами и самолётиками, детская… Целая бездна пространства, застроенная лабиринтом — ненастоящим, пыльным и пахнущим старыми тряпками.
— Вы тут кино, что ли, снимаете? — пробурчал я и включил тепловизор, чтобы рассмотреть, не прячется ли кто-нибудь за этими горами бутафорского барахла. Эрвин тоже напряжённо оглядывался по сторонам.
— Тут снимают всё, — сварливо ответила Нтанда. — Развяжи меня! Я уже ног не чувствую.
— Только когда увижу…
— Господа!
Я готов был поклясться, что парой мгновений раньше тут не было никакого пожилого мужчины в идеально сидящем бежевом костюме и с массивной золотой заколкой на галстуке.
Цепкие волчьи глаза, небольшие красные прожилки на носу и щеках, седина, осанка — на фото Харрис выглядел добрым и чрезвычайно располагающим дедушкой в очках и белом халате, но сейчас передо мной стоял делец с большой буквы Д.
— Я здесь, — он поднял руки и покосился на Нтанду: — Насколько я помню, была договорённость, что её отпустят, когда мы встретимся.
«Эрвин! Видишь кого-нибудь?»
«Никого и ничего».
— Да, была, — я потянул за ремень, распуская узел. Вообще-то я собирался поступить как джентльмен и придержать Нтанду (Господи, как же прекрасно пахнут её волосы), но упустил момент, и она шмякнулась на пол с воплями и матом. — Ой! Прости…
— Мудак! — негритянка сверкнула глазами. — Какой же ты мудак!..
— Идёмте, я отведу вас к Адаму Юнгеру. Вы же с ним хотели поговорить? — Харрис заметил мой недоверчивый взгляд и поспешил заверить: — Могу поручиться, что тут нет ни одной живой души.
— Очень надеюсь на это, — я похлопал ладонью по цевью пулемёта.
— Мои люди заберут девушку, когда мы отойдём достаточно далеко. Если вы не против, конечно.
Эрвин похлопал главного-мудака-в-Масс-Биотех по плечу:
— Мы не против, — скаут кивнул на дрожащего менеджера, который глядел на нас умоляющими глазами собаки, выпрашивающей ещё один кусочек. — И его тоже можете забрать. Прости, приятель, но мы не можем быть вместе.
— Останьтесь с ней, — попросил Харрис, и подчинённый закивал, тараторя что-то вроде: «Да, конечно, конечно, да, я останусь, да, конечно».
— Веди, — я приподнял ствол пулемёта. Старик проводил его взглядом и немного подался назад, но быстро взял себя в руки и энергично махнул рукой:
— Идите за мной.
Он повёл нас мимо сваленных в кучу кофров и выставленных как на параде операторских кранов, треног и прочего оборудования.
Некоторые софиты и лампы были включены, и в их концентрированных плотных лучах кружились вихри блестящих пылинок. В тепловом спектре осветительные приборы полыхали, как настоящие пожары, в сиянии которых можно было спрятать целую роту солдат.
Мы с Эрвином озирались по сторонам, чтобы не пропустить возможное нападение, и схватывали кучу деталей. Каждая по-отдельности не была чем-то особенным (кроме огромного ярко-зелёного пенопластового тираннозавра; он — был), но вместе они смотрелись крайне странно. Ворохи одежды и бытовые предметы соседствовали с чучелами животных, яркими и экстравагантными сценическими костюмами и гаджетами неизвестного назначения. На каждом квадратном метре будто разыгрывалась какая-то очень интересная история.