Артём Артёмов
То, что приносишь с собой
Любимые люди чаще всего уезжают ночью. Особенно, если навсегда. Он много раз видел днем поезда и автобусы, видел самолеты в небе, но как-то так получалось, что в его жизни отъезды любимых людей приходились на ночь. В памяти оставались залы ожидания, освещенные холодным безразличным светом электричества.
И тьма в оконных и дверных проемах.
Ожидающая.
Сейчас она так же ждет за окнами аэропорта, пока под равнодушным светом электрических ламп проходят последние минуты его нормальной жизни. Последнее прощальное объятие, последняя улыбка, последнее «люблю», и его жена уходит по коридору в зону для отбывающих. Прежде чем исчезнуть в нем, она еще раз оглядывается и весело взмахивает рукой: «Езжай домой!»
Почему раньше он не видел страх в ее глазах? Его взгляд ласкал длинные стройные ноги, стянутую пояском талию, каштановые локоны. Почему он не смотрел ей в глаза?
Он выходит из аэропорта, идет по парковочной площадке, садится в машину. Каждый шаг, каждое движение знакомо и неумолимо, каждый миг словно высечен из камня или отлит в бронзе. Он может только биться внутри этой необратимости, метаться внутри клетки собственной памяти и кричать внутри самого себя, кричать, кричать, кричать.
Не надеясь быть услышанным даже самим собой.
— Не улетай! Вернись! Пожалуйста, не улетай! Не позволяй ей улететь, идиот!
Тщетно.
Миновав турникеты, он едет домой по ночной трассе. Над головой мелькают придорожные фонари, он что-то насвистывает и время от времени прикрывает на пару секунд глаза, которые просят отдыха.
Через 34 минуты он доедет до дома и, как обычно, припаркуется на их парковочном месте. Чтобы добраться до их квартиры на 10-м этаже, ему понадобится чуть больше минуты.
Через 34 минуты самолет с его женой, уже набравший крейсерскую высоту, внезапно опрокинется почти вверх дном и уйдет в вертикальное пике. Меньше половины минуты ему понадобится, чтобы превысить скорость звука, от чего не рассчитанное на такие нагрузки хвостовое оперение начнет разрушаться. В тот момент, когда ключ скользнет в замочную скважину, самолет достигнет земли. Удар будет такой силы, что от авиалайнера не останется почти ничего. Из ста пятнадцати человек на борту опознать смогут шестерых.
Его жены среди них не будет.
Он в который раз вырвался из вязких оков реколлектора в реальный мир. Реальность отвратительно пахла потом и скисшими остатками еды. Комнатка была освещена уличным фонарем, желтый шар которого висел почти напротив окна. Кто бы мог подумать, что сейчас еще есть такие трущобы, такие вот жалкие, провонявшие черт знает чем комнатушки. В той, другой, нормальной жизни он даже не подозревал о них. В нормальной жизни у него была приличная работа, дом, машина.
Жена.
Все пошло прахом. Нормальная жизнь закончилась, ушла в пике и разлетелась в клочья вместе с лайнером, в котором летела его жена. Реколлектор — дорогое удовольствие. Раз за разом, ампула за ампулой, он опускался все ниже и ниже по социальной лестнице. Продать мебель, продать машину, спустить все накопления, потерять работу за постоянные пропуски, продать дом, потратить все до гроша.
Ему понадобилось на это меньше двух лет.
Теперь у него есть только эта жалкая, провонявшая горечью и плесенью конура, да и она лишь до утра. Есть та одежда, что на нем. И есть три ампулы в инъекторе. Две ампулы реколлектора, который дарит долгий и яркий сон, позволяет заново пережить выбранный кусочек прошлого. Увидеть его ярко и живо, словно это происходит сейчас. И еще одна ампула, которая также дарит сон, но другой. Сон без сновидений, сон без пробуждения.
Он был готов к этому.
Увидеть ее еще два раза и попытаться понять то, что он пытался понять почти два года.
Почему.
Почему раз за разом окунаясь в это воспоминание, он все отчетливее видит страх в ее глазах.
Мольбу о спасении.
А если и теперь понять не получится — к черту все это.
Он тяжело встал, отложил инъектор на тумбочку у кровати, добрел до крохотной кабинки туалета и помочился. Процесс был болезненным: при злоупотреблении реколлектор разрушал почки и печень. Мозг, конечно же, тоже. Компания-производитель не писала этого в рекламных буклетах, хоть и предостерегала об опасности слишком частого использования.
«Мы не вернем вас в прошлое, мы вернем прошлое вам!» — так кричали ее рекламные листовки и билборды.
Тогда почему я вижу страх в ее глазах? Почему теперь она знает, что ее ждет?
Он вымыл руки в маленькой раковине над унитазом, поплескал в горящее лицо ледяной воды. Сделал несколько глотков, смывая льдистый ментоловый привкус, который всегда оставался после сна-воспоминания. Привкус ментола сменился привкусом ржавчины. Поморщившись, он сплюнул и вытер с подбородка тонкую ниточку слюны. Розовой. Желудок привычно отозвался на холодную воду волнами тошноты, от которой рот опять наполнился слюной. Это уже от плохой еды.