После той ночи, когда его жизнь перевернулась вверх дном, он тоже ушел в стремительное пике, и организм, не рассчитанный на такие нагрузки, начал разрушаться.
Плевать.
Еще раз сплюнув в унитаз, он развернулся и, не потрудившись смыть, пошел назад к кровати. Игнорируя боль в почках и желудке, снова рухнул на кровать, тяжело завозился, устраиваясь удобнее, и на несколько минут замер, провожая взглядом пробегающие по потолку отсветы фар редких ночных автомобилей.
Почему туда? В их жизни было столько хорошего. Первые несколько недель первые дозы реколлектора возвращали его в воспоминания о медовом месяце, путешествиях, тихих семейных вечерах или шумных вечеринках. Почему его так затянуло это последнее воспоминание?
Потому что всего один раз решившись нырнуть в него, он вдруг заметил в ее глазах страх. В тот последний миг, перед тем как исчезнуть в коридоре для отбывающих, он ясно увидел в ее взгляде мольбу о спасении.
Как она поняла? Как он смог предупредить ее о том, что произойдет? Что он смог изменить там, в прошлом? Что еще он может изменить? Вопросы бились в мозгу, мешая связно думать.
Да, реколлектор не возвращает в прошлое, это всего лишь прокрутка записей из мозга, но…
Что если нет? Что, если создатели ошиблись? Эта идея захватила и повлекла его за собой, увела в пике навстречу этой комнате и трем последним ампулам в инъекторе.
Он потянулся за ним.
Этот ритуал стал более привычным, чем еда или справление нужды.
Дослать в ствол инъектора очередную ампулу, выщелкнув пустую колбу предыдущей.
Прижать дуло к яремной вене.
Ясно представить себе, как они с женой входят в двери аэропорта.
Нажать кнопку.
Негромкий свист инъектора и такая привычная, почти неощутимая боль в шее. Чуть меньше минуты спустя в мозгу словно разливается ледяная газировка, холодя и покалывая, а потом…
Господи, как же она красива. Он пропустил ее вперед, через рамку металлоискателя, прошел следом следом, и рамка запищала. Секундная заминка, охранник взмахнул ручным металлоискателем и убедился, что из металла на нем только пряжка ремня. Очередь к стойке регистрации, игривые разговоры ни о чем, взгляды и прикосновения, смех и молчание в ожидании регистрации.
«Не улетай! Не улетай! Не улетай!»
— Не улетай.
В этом месте он, сегодняшний он, наблюдающий за ними из смрадного темного будущего, каждый раз на секунду замирал. В груди становилось тесно, воздух отказывался входить в легкие. Каждый раз ему казалось, что именно тут что-то изменилось. Интонация, взгляд или что-то более тонкое, чем интонации и взгляды. Незримая телепатическая связь, которая всегда существует между двумя влюбленными. Именно тут точка опоры, способная перевернуть не просто мир, но сам ход времени.
Что-то изменить.
— Хорошо, — легко согласилась она, — поехали домой. Билет вернуть уже вряд ли получится, но ничего. Не обеднеем.
В который раз он замер в надежде, что именно теперь они действительно повернутся и уйдут. Сядут в машину, уедут домой и через тридцать пять минут войдут вместе в их квартиру и, наверное, займутся любовью, пока обломки авиалайнера будут догорать под мелким моросящим дождем.
Но вместо этого подошла их очередь, и она, дурашливо улыбаясь, щелкнула его по носу.
— Как маленький. Два дня без меня не можешь.
— Не могу, — послушно кивнул он, подходя вместе с ней к неулыбчивой служащей аэропорта, — не хочу без тебя. Даже два дня.
Он вздохнула и отдала документы.
— Я тоже не хочу. Надо. Два дня — это недолго, — она вскинула глаза и немного натянуто улыбнулась. — Мы переживем.
В ее глазах бился страх. Он не видел его в тот последний день, но отчетливо видел сейчас. Страх, знание, мольба.
Как она могла знать? Это ведь всего лишь воспоминание, откуда знание в ее глазах? В тот миг — как?
Иногда ему снился сон. Обычный сон, в котором он видел то, чего видеть не мог — как она уходит по длинной кишке посадочного коридора к самолету. А он стоит за толстым стеклом и кричит ей вслед, пытаясь предупредить, остановить. Она в последний раз оглядывается, прежде чем исчезнуть за поворотом коридора, и в ее глазах опять пульсирует страх.