Поборов очередной малодушный порыв кинуться подносом и бежать (а смысл, если все равно промажу и догонят?), подошла к Канато, ощущая себя смертником, вступившим на эшафот. Губы юноши плотно сомкнулись в прямую линию, выказывая явное раздражение.
— Ты заставила себя ждать.
— Извини, — старательно изобразила виновато-милую улыбку, игнорируя высокомерный тон.
— Ты действительно считаешь, что одних извинений будет достаточно?
Потемневший фиалковый взгляд прожигал насквозь. Вроде бы мысли здешняя нечисть читать не умеет, но на всякий случай… Я влила во фрукты сок! Я влила во фрукты сок!
— Из… Извини, пожалуйста, — сцепив зубы проговорила, разрываясь между желанием спрятаться от охватившей жути под стол и ударить подносом по фиолетовой макушке.
— Не смей останавливаться, пока я не разрешил! — я вздрогнула от неожиданного вскрика так, что креманка, угрожающе звякнув, подпрыгнула на подносе.
— Извини. Извини. Извини, — быстро проговорила, чувствуя, что еще немного и истерика начнется у меня самой.
— Продолжай извиняться! Чего ты ждешь?!
— Извини! Извини, пожалуйста! Мне очень жаль! Я, правда, старалась и готовила, чтобы тебе понравилось! — не заметив, тоже перешла на крик.
Со стуком дрожащей рукой резко поставила перед ним десерт:
— Вот! Попробуй, пожалуйста! Он очень сладкий, как ты любишь!
Спокойно, Аля, спокойно. Вдох-выдох. Вот так. Вдо-о-ох… Вы-ы-ыдо-о…
— Ты действительно считаешься, что я буду такое есть?
К черту спокойствие! Я проследила брезгливый взгляд молодого человека, упавший на содержимое креманки. Сама в него этот бляин запихаю! То есть (мило улыбнулась) ласково покормлю с ложечки.
— Он сладкий и вкусный. Уверена, тебе понравится.
Конечно, сладкий — весь пакет сахарной пудры высыпала. А еще целую бутылку вина влила. Но тебе об этом знать не обязательно. Так что кушай десертик, кушай и вырубайся скоре-е-ей, маленькая…
— Убери это глупое, самодовольное выражение лица. Раздражает.
Высокомерная.
— Женщины не знают предела в лести.
Зараза, которую так хочется придушить!
Насупив брови, Канато пару секунд с таким презрением сверлил глазами десерт, что я бы не удивилась, если бы тот вдруг ожил, устыдился факта своего существования и с позором уполз в мусорную корзину.
— Так и быть, — устало-горестный вздох, — я попробую.
Я облегченно выдохнула. Основная фаза, считай, пройдена.
— Так и будешь надо мной стоять?
— Ах, да… Конечно, извини, — отступила на пару шагов назад.
Теперь нужно подождать результата. Главное, успеть до того, как…
— Вот ты где, — чужое дыхание защекотало ухо, вздрогнув, я замерла, боясь обернуться, — а я тебя обыскался, Дынька…
Куст второй. Кровавые шипы. Часть шестнадцатая.
Это только в кино герой всегда начеку, и когда какой-нибудь главгад подкрадывается со спины, ловко уворачивается и с разворота, легким пинком под мягкое место отправляет того в светлые чудесные дали. В реальности же мерзенький холодок ужаса от шепота Аято пробежался от шеи до самых ног, замораживая всё тело. В голове возникла звенящая пустота. Я прямо-таки услышала, как мои гениальные тараканы замолкли, а потом разом забегали с истеричными воплями: «Хана Алёнке!»
Предатели! От обиды захотелось расплакаться и позорно молить о пощаде, то есть о лёгкой и быстрой смерти. Нижняя губа задрожала, горло передавил удушливый слезливый комок. В отчаянии я посмотрела в окно. Винтажная раскладка казалась теперь железной тюремной решёткой, за которой алеющее вечернее небо манило глубиной на волю.