– Привет.
– Привет.
И выскочила как ошпаренная прочь, забыв купить хлеба. Спустя месяц, даже при всей ее неопытности и слабой осведомленности, в один миг, проснувшись утром, она поняла, что дело плохо. Вырвало ее прямо у кровати на пол. Перепуганная и обалдевшая, она не сразу поднялась, чтобы умыться и прибрать за собой. Потом встала, на подгибающихся ногах дошла до ванной, взяла тряпку и принялась вытирать пол. От запаха мокрой мешковины ее опять замутило. Аннушка села на пол и горько заплакала.
– Господи, что же теперь будет?
Лучше участь бедной Инночки, чем весь этот страшный позор и ужас. А мама, а Герман, а правда, которую она не посмеет открыть никому и никогда? Слава богу, мама теперь безвылазно жила в Брянске – жена брата ждала второго ребенка и чувствовала себя неважно, да Максимка, племянник, был отъявленный сорванец – трое взрослых справлялись с ним с трудом. А на носу были госэкзамены, распределение. В общем, надо было что-то срочно решать. Кому рассказать всю эту ужасную, давящую огромной каменной глыбой на сердце правду? Ларе? Конечно, исключается – просто потому, что видеть ее невыносимо и поделиться невозможно. В институте близких подруг Аннушка не нажила – так, приятели. Чтобы помочь ей в этой беде, нужен взрослый и опытный человек.
Отчаячшись, она поехала к первой жене брата в Алевтине.
Алевтина открыла дверь хмурая, неприбранная, недовольная и с удивлением спросила:
– Господи, какие черти тебя принесли?
Аннушка прошла на кухню и удивилась грязи и горе немытой посуды. Раньше Алевтина такой распустехой и грязнулей не была.
– Чаю хочешь? – нелюбезно бросила бывшая золовка.
Аннушка отказалась.
Алевтина плеснула себе в стакан коньяка и закурила.
Аннушку затошнило, и она бросилась в туалет.
Алевтина открыла дверь в туалет и, усмехаясь, произнесла:
– Ясно все с тобой. Влипла. Тоже мне, девочка-ромашка. Ну, что делать думаешь?
– Помоги мне, Аля! – умоляла Аннушка. – Ну должны же быть у тебя знакомые врачи? Мне просто не к кому больше идти. Ни маме, ни Герману я сказать ничего не могу. Помоги мне, Аля, пожалуйста!
Алевтина выпила залпом еще полстакана коньяка и сказала:
– Помогу, не дрейфь, дело бабье, житейское. С кем не бывало. Что я, не человек, колода бесчувственная? Это только братец твой, сволочь, так считал, да и мамаша твоя с ним соглашалась. А кто мне в душу смотрел, кто туда заглянул хоть раз? Ладно, с тебя взятки гладки, ты еще соплячка была. А семейка твоя паскудная, так и знай. Но тебе я помогу. Ты человек, Анька, безобидный. Только дура, видимо, непролазная. Ну, ладно, это твои дела. Свяжусь с нужным человеком и дам тебе адрес. Это в Медведках где-то, точно не помню. Хотя была один раз. Делает она хорошо, грамотно, только без укола – потерпеть придется. Боль, конечно, ужасная, но короткая, переживешь. Да, и еще: сдери с умельца, кто тебе это замастырил, пятьдесят рублей. Пусть хоть деньгами ответит, козел.
Аннушка сидела молча и только кивала. Проглотила все – и наветы на мать и брата, – даже якобы соглашалась с советами по поводу денег на аборт. Да-да, Аля, ты во всем права. Только бы помогла, только бы не отказала!
В дверях она горячо поблагодарила Алевтину. А выйдя на улицу, расплакалась. Как все гнусно и противно, ей-богу! И общаться с этим чужим человеком, и поддакивать ей, и слушать гадости про любимых людей. Но понимала, что все это надо пережить, больше идти не к кому. На Левушку зла не было – сама виновата. А вот Лару Аннушка почти ненавидела: устроилась, прикрыла грех – так говорила про кого-то Капустина. Этот дурень Левушка так ничего и не узнает – и со сроками она его вокруг пальцев обведет. И свадьба у нее была, и ребенок будет законный. И будет у этого ребенка отец, который будет любить его больше жизни. А у нее? И еще из головы не выходила бедная Инночка. А если? Господи, не дай боже. От этих мыслей умереть хотелось тут же и сразу. Вот бы лечь и не проснуться! Господи, какие страшные мысли лезут в голову!
Вдруг Аннушка почувствовала, что ей безумно хочется жареной рыбы! Ну просто если не съесть сейчас, то… В общем, рыбу надо съесть немедленно. Она припустила к метро и по дороге зашла в кулинарию – занюханную, крошечную, при какой-то грязноватой столовке. На белых эмалированных подносах лежала нехитрая снедь: страшного вида серый студень, крупно порубленный винегрет и горкой – мелкая жареная мойва.
Аннушка взяла немного рыбы, выскочила на улицу, зашла в соседний двор, села на лавочку и дрожащими руками развернула жесткую серую бумагу. Рыбу она ела жадно, с внутренностями и хвостами, беспощадно отрывая лишь голову. За десять минут умяла все. Вытерла жирные руки и в блаженстве откинулась на спину скамейки. Жизнь показалась не такой трагичной и ужасной. «С кем не бывает?» – правильно сказала Алевтина. Ничего, всё образуется. Из всех ситуаций, как говорила мама, находится выход. И почти успокоившись, она побрела домой.