Но коварное время неумолимо шло вперёд, забирая секунду за секундной. У него было только одно это правило, а как распоряжаться отведёнными мгновениями — дело сугубо человеческое.
Когда совсем стемнело, Вескер проводил Эрин до дома, в котором она снимала комнату. Они не забыли назначить ещё одну встречу в ближайшее время.
Предвкушение нового шанса увидеться приятным теплом разливалось по телу. Для каждого это теперь имело свой смысл. Для Эрин — наслаждаться продолжающейся жизнью и впитывать каждый её радостный момент. Для Вескера — убеждаться, что не все кругом обезумевшие от своих пороков существа и что он сам не очерствел настолько, чтобы перестать верить в человека, как вид и даже нечто большее.
Узнавать друг о друг всё больше и больше нового, но при этом видя своё отражение, было очень необычным опытом. Нет, не во всём они сходились во взглядах, что совершенно нормально. Разве что некоторые заявления Эрин казались Вескеру по-детски наивными и требовали корректировки, пока им не пришлось столкнуться с жестокой реальностью. Это было так странно, что выросший не в самой благоприятной среде человек сохраняет малооправданные надежды на исправление жизни в своей родине чуть ли не силой мысли. Мол, стоит появиться правильной идее, и все тут же осознают всю неправильность своего образа жизни.
Но это не мешало просто проводить время рядом, задерживая взгляд и не встречая никакого возмущения. В тайне желая, чтобы случайные соприкосновения пальцев при передаче банки с газировкой происходили чаще. Чтобы в один день дождь поскорее закончился и можно было выйти на прогулку по улице, а другой — чтобы он подольше лил и можно было задержаться в кафе.
Вескер не заметил, когда она захватила его разум полностью. Но, едва поймав себя на этой мысли, сообразил, что это опасно, по-настоящему опасно. Всего хорошего в меру, одержимость — тяжёлое состояние, а трезвость ума на его работе жизненно необходима. Он старался не вспоминать об Эрин на работе, тем более, что это иногда было по-своему противно. Противно смешивать в голове светлый образ и жестокую угрозу местному журналисту убийством его шестилетнего сына.
Тогда он стал полностью выкладываться на работе, безжалостно нарушая законы, писанные и неписанные. Но стоило вернуться в обычный мир, как все мысли вновь заполняла она.
Однажды он всё-таки не выдержал и поцеловал её. Ни капли не жалея и не стесняясь, потому что знал, что её реакция будет соответствующей.
— Ну-ка вернись обратно, — проворчала она, притягивая к себе за воротник рубашки. Мягкие, сладкие губы. Всё про неё.
Эрин не думала его отпускать, пока не прочувствует момент полностью. Он так давно манил к себе, чуть ли не открытым текстом, написанным прямо в глазах, заявляя о желании наконец-то поцеловать её. И он был таким искренним, каким не говорил о себе, улыбаясь. Эрин чувствовала, что по-настоящему нужна ему.
***
Вестей от доктора не было уже очень давно. Горькие домыслы комом вставали в горле, с ними было всё сложнее и сложнее справляться, несмотря ни на что. Что они так долго проверяют? Подтверждают диагноз? Или привлекают других специалистов? Ну не забыли же они о Мюллер, в самом деле.
Сегодня Эрин выглядела непохожей на себя. Слишком много усталости в глазах. Слишком тихий голос.
— Мой черёд поднимать тебе настроение? — не мог не подметить этого Альберт.
— Было бы очень здорово, — с грустной улыбкой отозвалась она.
— Как раз самое время, — Вескер посмотрел на часы, показывавшие семь часов вечера, — Поедем на машине.
Зажигающиеся огни города мелькали за окнами, силуэты людей проносились перед глазами. Массивы зданий стремительно сменяли друг друга, пока на закончились вовсе. Оказавшись в паре сотен метров от указателя города, они остановились на неприметном повороте, сокрытом от дороги высокими кустами.
— Где мы? — решила всё же поинтересоваться Эрин.
— В одном очень красивом месте. Пойдём, пока солнце совсем не село, — Вескер подал ей руку и повел за собой на высокий холм по старой тропинке.
Взобраться на него оказалось тяжелее, чем на первый взгляд, но с помощью Альберта Эрин достигла вершины. На ней, небольшом плоском пространстве, среди травы лежали старые, но чистые доски. Похоже на них можно было устроиться.
Оглянувшись назад, Эрин увидела Раккун-Сити почти во всём его масштабе. Отсюда город казался гораздо больше, чем он есть на самом деле. Можно было различить несколько знакомых высоких зданий и даже центральную больницу, о которой сейчас так не хотелось вспоминать.
На другой стороне света оранжевой полосой растянулся закат. Солнце на глазах всё ниже и ниже опускалась за линию горизонта, одаривая землю своими последними на сегодня лучами.
Эрин расположилась на досках, которые оказались довольно мягкими. Альберт присел сзади, обнимая её за талию и устраивая подбородок на плече.
Её волосы так и светились в этих прощальных лучах солнца. Проводя по ним ладонью, он чувствовал, как тепло звезды остаётся на коже.
— Как настроение? — прошептал на ухо.
— Уже гораздо лучше, — Эрин водила пальцами по его предплечью на своей талии и ощущала себя именно в том месте, где всегда должна быть. Но время продолжало идти и идти вперёд.
***
Вестей из больницы всё также не было. Вдобавок Альберт был сегодня совершенно отстранённым. Мало говорил, почти ни на что не реагировал. Это был плохой знак. Что-то однозначно серьёзное произошло.
И ведь так оно и было. Вчера вечером пришла наводка на одно из своих. На учёного, работавшего в Арклейской лаборатории с незапамятных времён. То ли вдруг совесть у него проснулась, то ли его подловили, но он решил встретиться сегодня с одним языкастым журналистом и поделиться самыми сочными данными.
Слежка это подтвердила. Пришлось убрать обоих. Точнее, старого коллегу пристрелить, а молодого журналиста усыпить и связаться с ребятами, что довезут его до лаборатории. Сами виноваты, ведь все, кто надо, давно знают, что переходить дорогу Амбрелле явно не стоит.
Но убийство людей всё ещё не оставляло Вескера равнодушным. Возможно, пройдёт с опытом, но сейчас он чувствовал себя паршиво. Дело даже не в самом факте лишения жизни другого человека. Дело в том, что этого можно было избежать, не сглупи старик и не вляпайся молодой газетчик, куда не надо. Наверняка больше пользы бы принесли, если бы все оставались на своих местах. Почему люди так не ценят свою жизнь?
— Ты можешь остаться сегодня со мной? — спустя долгие минуты молчания произнёс Вескер.
— Конечно.
Они добрались до его квартиры и с видом вернувшихся с войны солдат побрели на кухню. Перекусили без особого аппетита и перебрались в комнату, не найдя, чем заняться.
В первый раз они оба такие грустные и задумчивые. Но не могут сказать, в чём дело. Это было неправильно. Каждый по отдельности осознавал, что хранить эти тяжёлые тайны означало не доверять до конца. Но что, если они действительно слишком тяжёлые? Ни к чему грузить ими ещё кого-то.
Эрин совсем не находила себе места, будучи без какой-либо информации о своём диагнозе. Или нет никакого диагноза. Ничего нет: ни подтверждения, ни опровержения, ни хотя бы весточки о том, что они работают.
Вескер смотрел в одну точку и размышлял, ради чего всё затеял Спенсер. Столько денег, столько смертей, столько лжи вокруг Амбреллы — и ради чего? Точно не ради нерентабельных продаж биооружия.
Мысли перебились, стоило снова взглянуть на Мюллер. Серьёзная, даже хмурая. Ни следа от привычного задора и оптимизма. Что-то реально шло не так.