— Эй, прекращай грустить, — Альберт коснулся её щеки и провёл большим пальцем по линии губ, которые по идее должны улыбаться.
— Прекращу, если ты прекратишь, — она остановила взгляд уже на его губах, которые так и тянули к себе всё время. Наверное, пора бы наконец отбросить все осточертевшие мысли и снова с головой окунуться в реальность.
Поцелуй был мягким и неторопливым. Но этого было мало. Перехватывая инициативу, Вескер начинает сминать её губы сильнее, отчаяннее. Ладони забираются под её футболку и касаются тонкой кожи, оставляя за собой мурашки и сбивая дыхание. Эрин прижимает его сильнее, перебирая между пальцами светлые пряди волос.
Необходимо это тепло. Необходимо было сейчас уничтожить все прочие смыслы, оставив лишь желанное тепло чужого тела. Вескер стягивает с неё футболку и покрывает лёгкими поцелуями шею и ключицы. Подхватывает за бёдра на руки и несёт в спальню. Останавливается у стены, вжимая Эрин в неё спиной, и жарко выдыхает. В его взгляде отчётливо видна немая просьба о помощи. Необходимо вновь почувствовать себя достойным чего-то большего, чем приказов Амбреллы.
Эрин освобождает его от рубашки, с удовольствием подмечая слегка очерченный рельеф мышц, и жадно касается крепкого тела. Альберт наконец-то доводит их до кровати, устраиваясь сверху и не прекращая ласкать каждый изящный изгиб её тела. Её кожа такая же бледная, как его. Также разгорается жаром, как его. Тело охотно подставляется под прикосновения и поцелуи, выгибается навстречу. Из её груди всё же вырывается стон, когда его губы касаются кожи около пупка, а ладонь сжимает мягкое небольшое полушарие.
Эрин требовательно ищет руками его ремень, и они избавляются от последней одежды. Видя, как она уже сгорает от нетерпения, Альберт медленно входит, а её очередной стон приглушается в поцелуе.
Ни на что не похоже, ни с чем не сравнимо. Сжимать в объятиях самого драгоценного человека и делить с ним одно удовольствие на двоих. Эрин улыбалась сквозь прерывистое дыхание, чем заразила Вескера. Что может быть важнее, чем момент абсолютного счастья, в котором существуют только они вдвоём?
Он шептал на ухо что-то неразборчивое, а она крепче прижимала его к себе. А когда оба уже пытались отдышаться, Эрин неожиданно рассмеялась.
— Что? Что такое? — в недоумении спросил Вескер, но тоже сквозь улыбку.
— Ничего. Просто очень хорошо.
========== Часть 5. ==========
Комментарий к Часть 5.
Простите за сумбур и излишний драматизм. В качестве извинений приношу грустную песню - Olafur Arnalds - So Close
Сомнения. Худший враг любого процесса. Но лучший друг любого результата. Сомнения заставят не один раз мысленно вернуться к началу, проанализировать всё произошедшее, спрогнозировать всё грядущее, а то и вовсе найти фатальную ошибку и остановить начатое. Альберт ничего не мог поделать с природой своего ума, который всё вокруг подвергал сомнению, чем вызывал необходимость продумывать каждое своё действие. И никогда ещё ум его не подводил.
Но ум слишком прост и понятен в отличие от чувств. Да и можно ли вообще понять эти чувства? Вескер считает, что очень даже можно. С ними даже можно совладать, но, видимо, не в этом случае. Слишком сильно мягкие шёлковые ленты опутывали сердце, слишком ярким был её свет в кромешной тьме, слишком долго тянулось время без неё и слишком быстро — с ней. Ему никак нельзя было позволить каким бы то ни было чувствам быть сильнее себя.
Сомнения пришли на помощь. Сомнения попытались подорвать веру в собственные чувства. Да, ему приходится постоянно иметь дело с по-настоящему гнилыми людьми, наиболее грязными методами выполнять свою работу, ломать голову над мотивами Спенсера — от всего этого любой может устать и, встретив кого-нибудь «не от мира того», банально отвлечься на более приятную персону. Персону, что вызывает при своём виде хотя бы мысленную улыбку, а не презрительную ухмылку. Персону, созерцание которой заставляет окружающий мир побледнеть. Персону, чей образ мягким теплом согревает изнутри пустоту, пробуждая в ней жизнь…
Нет, сомнения не помогли. Едва в мыслях загорается образ с огненно-рыжими волосами, как всё внутри сдаётся под напором желания видеть этот образ своими глазами и касаться его. Вот так, наверное, он и погубит себя или, что ещё страшнее, — её.
От непреодолимой силы пришлось спасаться бегством. Реже видеться, больше работать. Больше лгать, больше убивать, всё безжалостнее и безжалостнее, чтобы светлое сияние не смогло развеять создаваемый им самим же густой мрак и подчинить себе. Всё выше и толще строить стену вокруг самого себя, чтобы вообще ничего не могло побеспокоить своим существованием.
***
Четвёртый день не слышав даже его голоса по телефону, Эрин начала чувствовать, что сходит с ума. Неизвестность окружала со всех сторон, а проклятые врачи не звонили уже тысячу лет. Некуда пойти, потому что денег остаётся по минимуму из-за незапланированной задержки. Одиночество оглушало своей тишиной, окутывало разрушительными мыслями.
Может, хоть раз позвонить ему первой? Но вдруг он на работе, они ведь не просто так договаривались о звонках?
А разве… разве она ничего для него не значит? Разве не он говорил, что совместное время — лучше, что случалось с ним за много лет? Возможно, она тоже по-своему немного виновата, ведь до сих пор так и не сказала о причине своего приезда в Штаты. А стоит ли вообще рассказывать? Стоило ли вообще начинать всё это, если Эрин скоро улетит обратно домой, вне зависимости от того, найдётся её болезнь или нет? Задумывалась ли она о продолжении отношений? И если врачи отзовутся с плохими новостями, как сказать о них Альберту?
Пока голова кружилась от тяжёлых дум, руки сами добрались до телефона и набрали номер. С первым гудком сердце почему-то провалилось в пятки. Наверняка он занят, а тут она со своими жалобами… Второй гудок. Но они же так замечательно отвлекают друг друга от проблем! За пустяковой болтовнёй, за разговором по душам, за прогулкой под вечерними огнями фонарей, за горячими прикосновениями и поцелуями… Третий гудок. В конце концов, это же просто звонок. Не захочет — не будет говорить.
Гудки резко сменились мягким тихим шипением.
— Привет, — неуверенно заговорила Эрин, действительно боясь дозвониться не вовремя.
— Привет, — донёсся сухой низкий голос.
— Ты извини… Не занят? — на две секунды даже повисла пауза, словно он сомневался в ответе.
— Нет.
Здорово! Значит, свободен! Только, что сказать ему?
— Я, эм-м… Я просто… Давно не виделись, — Эрин пожала плечами, как будто хоть кто-то мог это увидеть.
— Точно, — снова односложный сухой ответ. Или показалось?
— Я соскучилась. И ты мне очень нужен, Альберт.
***
«Очень нужен». После этих слов дрожь в руках окончательно вышла из-под контроля. Ещё немного, и он точно проиграет чувствам, от которых так успешно избавляется последние дни. И вот она звонит сама. Не просто так, скорее всего. Очень нужен…
— Что-то случилось? — хорошо, что благодаря многолетней практике голос всегда получается контролировать, не выдавая с его помощью никакой информации.
— Да вообще-то нет, но… Хотела поговорить кое о чём. Я всё собиралась рассказать, зачем я в Америке.
Сказать ей, что об это можно поговорить и по телефону? Нет-нет-нет, она же не просто так сообщила, что он ей очень нужен.
— Хочешь, чтобы я приехал?
— Ну, можем и встретиться где-нибудь, где скажешь. Не обязательно… — торопливо заговорила Эрин, но Вескер её перебил.