То, Что Важнее Всего Прочего
Небо горело на западе, а на востоке горы уже погрузились в вечерний мрак. Пятый легион Тита Квинтерия вошел в великий стольный град Маливан, центр всего мира. Всадник в золоченом доспехе, верхом на вороном скакуне промчался вдоль северо-восточного акведука, нырнул в арку, разогнав стаю голубей у гранитного фонтана, натянул поводья, спешился. Он бросил коня посреди просторного пустующего двора, взбежал по широкой лестнице, звеня шпорами, откинул за спину пыльный, подбитый леопардовым мехом плащ, снял с головы украшенный павлиньими перьями шлем, скорой походкой направился вдоль колоннады к монументальной базилике царского дворца.
У входа в государевы покои воина остановила дворцовая стража, скрестив прямо перед его носом древки длинных бердышей.
- Тит Квинтерий, военный трибун пятого царского легиона! - гордо и громко возвестил воитель, задрав подбородок едва ли не до самого флигеля на верхушке базилики, - Пропустите немедля, у меня важные новости с северного фронта!
Гвардейцы переглянулись, явно ища во взгляде друг друга ответ на вопрос: надо ли пропускать такого привилегированного человека.
- Просим прощения, сударь, но их величество приказали нынешней ночью никого в царские покои не пускать, - неуверенным голосом сказал один из стражников.
- Вы что, оглохли? - рявкнул трибун, - Вы смеете не пускать меня? Самого Тита Квинтерия по прозвищу Маливанский гепард, победителя Гербакла из Кальфадера, покорителя семи шелестящих равнин? Меня? Ныне принесшего его царскому величеству весть о новой сокрушительной победе против северных варваров в Маисовой долине?
- Простите еще раз, сударь, - тихим, жалобным голоском пропищал всё тот же стражник, - Но никак не можно пущать вас в царские покои, приказ такой, понимаете? Их царское величество нынче ночью очень сильно заняты.
- Да чем таким, черт подери, занят царь? - зарычал по-звериному благородный трибун Тит Квинтерий, - Что, раздери его гром, может быть важнее новости о победе на северном фронте?!
- Неведомо, - сделав исключительно глупое лицо, пожал плечами всё тот же говорливый стражник, - Но пускать не велено никого, даже если сам Хор громовержец спустится с небес и станет просить у их царского величества аудиенции, приказано посылать к чертям собачьим.
- Вы, двое!.. - Тит стиснул зубы, - Еще до восхода солнца ваши головы станут украшением на городской стене. Я вам клянусь! Не будь я Маливанским гепардом Титом Квинтерием, командиром пятого легиона, победителем Гербакла из Кальфадера, покорителем семи шелестящих равнин, а ныне сокрушителем стотысячной армии северных варваров в маисовой долине!
Гвардейцы переминались с ноги на ногу в нерешительности, но проходу трибуну не дали. Тит развернулся, прошелся по колоннаде в направлении выхода, но, не дойдя и до её середины, крутанулся на пятках, рванул из ножен меч, тот самый, которым срубил не одну сотню голов в десятках пройденных битв, и с криком “Прочь с дороги!!!” кинулся на застывших в изумлении стражников.
- Что тут происходит? - донесся из-за спин гвардейцев певучий и высокомерно-напыщенный голос.
Тит замер со вскинутым над головой клинком в трех шагах от стражи.
- А ну-ка расступись, - промурлыкал голос, и стража подняв бердыши расступилась.
Из дверей базилики выплыл пузатый человек в полосатом халате и с такой же полосатой маленькой тюбетейкой на макушке лысеющей головы. Человечек перебирал в толстых коротких пальчиках костяные белые четки, щурил мелкие глазки и подергивал тоненькими рваными усиками под крупным приплюснутым носом.
- Кто это? Его сиятельство, военный трибун?! - искусственно удивился он, - Вы только с дороги? Принесли добрые вести с севера?
- Слава богам! - с облегчением воскликнул Тит Квинтерий, убирая меч обратно в ножны, - магистр Боржа, вы как нельзя кстати. Эти два олуха… - трибун с презрением зыркнул на стражников, всё так-же смирно стоявших на своих местах, - не хотели меня пропускать к его царскому величеству, а я и правда только с дороги даже домой не заглянул к жене и сыновьям, и у меня действительно важнейшие вести для государя.
- Прошу прощения за это недоразумение, дорогой мой трибун, - слегка склонил голову магистр Боржа, - Я должен был сообщить этим, как вы сказали, олухам, что царь занят вопросами первой важности и потому лично просил никого к нему не пускать.