Движущееся кресло сошло с ума. Оно начало вращаться во все стороны одновременно, трещать от натуги и жалобно скрипеть шестеренками. Я почувствовал, как шею обвили провода, идущие от моей стянутой головы. Стало нечем дышать, и я обрадовался. Принялся еще усерднее, до боли закатывать глаза, чтобы они оторвались на хрен. “Не мытьем, так катаньем, – думал, ликуя. – Не мытьем, так катаньем! Все равно сдохну, назло вам, уроды!”
Кресло, зависнув под каким-то странным, алогичным углом к полу, внезапно остановилось. Потом выпрямилось и сделало несколько оборотов вокруг своей оси. Провода перестали стягивать горло. Я усиленно закатывал глаза, но кресло больше не шевелилось. Догадались, гады, отключили от управления… Все равно глаза открывать не буду. Вот такой у меня сегодня мирный протест.
– Ты правда думаешь, что мне трудно открыть тебе глаза? Хотя да, трудно, но главное – в этом нет необходимости. Здравствуй, Айван, давно не виделись.
Он появился у меня в голове. Повис, заполнив все пространство внутри моего тела, то приближаясь, то удаляясь, то почти сворачиваясь в точку на белом слепящем фоне. Сначала его контуры были расплывчатыми, но очень быстро, после нескольких приближений и удалений, приобрели резкость. Он был реальнее, чем в жизни. Я смог рассмотреть (хотя чем, собственно?) даже поры на его красивом римском носу. От ужаса я открыл глаза. Ничего не изменилось. Он все так же висел внутри меня. Ненавистная медиагробница с экранами показалась мне навечно потерянным раем. Я попробовал заплакать. Опять ничего не изменилось. Он висел. Улыбался сочувственно, подрагивал ноздрями. И висел. Внезапно я понял, что не могу плакать. Нечем. От ужаса я перестал дышать и думать. А Капитан строгим голосом детсадовской воспитательницы назидательно произнес:
– То-то же, шалун. Обещаешь больше не безобразничать?
Я очень хотел пообещать, больше всего на свете хотел, но не знал, как и чем. Язык, глаза, руки, ноги, голова меня не слушались. Я даже перестал понимать, кто я, кого именно они не слушаются. Только Капитан все висел в ком-то, кто уже был почти никем – площадкой для его изображения, неодушевленным экраном… В самом дальнем конце этой площадки каким-то чудом еще сохранялось эхо знания о том, кто я. От эха рождался и расходился волнами ужас. Единственное оставшееся во мне живое. Ужас.
Внезапно все кончилось. Капитан исчез. Нет, не так. Он по-прежнему был, но теперь проникал в мой мозг через глаза, в виде фотонов, излучаемых экранами медиагробницы. Мне стало несравненно, во много миллионов раз лучше. Я имел огромное, безбрежное личное пространство. Не маленькую точку в дальнем углу неодушевленного экрана, а всего себя, хоть и прикованного к технологичному креслу. Я являлся крепостью, нерушимой стеной между собой и миром. Я был в безопасности и понял наконец, что такое безопасность. Это просто когда ты существуешь, а не когда что-то помимо твоей воли существует в тебе.
– Точно, Айван. Безопасность – это когда ты существуешь. И точка. Так чего же ты, дурачок, башку свою об экраны разбивать начал?
Я ничего не ответил. Я боялся думать. Они читали мои мысли. Дословно.
– А вот этого бояться пока не надо. Технология новая, экспериментальная. Дословно пока не получается. Да и не мысли она читает, а образы. И то лишь сильно эмоционально окрашенные. Но образы эти в любом случае твои, а можно сделать так, что будут наши. Это, поверь, намного хуже – да ты сам минуту назад видел. Поэтому предлагаю оценить мою безмерную доброту и наконец-то начать диалог.
Мне страшно, мне очень страшно, то, что они научились со мной делать, хуже любой пытки. Я не хочу переживать это еще раз. Но и про близких подробности рассказывать тоже не хочу… Значит, нужен компромисс. Давным-давно, когда я занимался бизнесом, вся жизнь моя состояла из компромиссов, должно получиться.
– Вы поймите, мы с вами не враги, – говорю, чуть ли не со слезой в голосе, – я от своего дурацкого изобретения пострадал больше всех и больше всех мечтаю найти тех, кто использовал меня втемную. Если использовал, конечно, в чем я далеко не уверен. Но я все равно готов наизнанку вывернуться, чтобы доказать существование гипотетических темных сил. Это же очевидно: если темные они, то светлый я. Ну и наоборот, соответственно. Я все сделаю, даю слово, так и передайте своим Джеймсам Бондам. Есть только три исключения. Папа, мама и Линда. Поверьте, мне о них скрывать нечего и лично вам я бы рассказал все подробности. Но вы, к моему огромному сожалению, всего лишь функция, фронтмен, голос сил добра и порядка у вас в наушнике. А насколько бывают подозрительны и неадекватны эти силы, вы знаете намного лучше меня. Поэтому всего три исключения. А в остальном полная прозрачность и честность. Договорились?