Валентина Григорьевна Катаева. Превосходная скрипачка и педагог от бога. Этой женщине Аркаша был обязан всем! Если бы не она, он забросил бы не только скрипку, но и музыку в целом. Он был из семьи ветеринаров. Все ждали, что он продолжит династию. Но Аркаша грезил о сцене. Поэтому в пять лет упросил мать записать его в музыкальную школу. Два года он занимался наравне со всеми. Особыми талантами не блистал. Педагог отмечал лишь его старательность, но давал понять родителям, что толку из их сына не выйдет. Научится пиликать, и только. Ни о какой сцене пусть не мечтает. На одном хорошем слухе и усидчивости далеко не уедешь. Талант нужен. А его нет. Так думали все… Кроме Валентины Григорьевны Катаевой. Она рассмотрела в Аркаше настоящего музыканта и стала его вдохновлять. А еще заниматься с ним вне школы. Да, за деньги, но она брала не всех, а только тех, в ком видела потенциал. Валюша раскрыла Аркадия, и уже в девять он впервые отправился на международный конкурс в Братиславу.
— Рок-н-ролл жив! — услышал Яворский дикий крик и встряхнулся. Кто это глотку дерет? Неужели?..
Да, глотку драл Бараш. Пока Аркаша ностальгировал по тем временам, когда его таланты раскрывала дивная женщина по имени Валентина, Илья вышел из-за дверей, разделяющих зеленый коридор с залом прилета, и, увидев Вовчика, сделал козу, высунул язык и заблажил: «Рок-н-ролл жив!»
Аркаша поморщился. Что за манеры? Не подросток сопливый — дядя взрослый, разменявший четвертый десяток, пора бы уже научиться вести себя.
— Что это за кислая мина? — возопил Бараш. Естественно, речь шла о мине Аркаши. — Кто это морщит нос?
— Отгадай, — в тон ему дурашливо ответил Вовчик. И оба они напомнили Аркаше обкуренных героев фильма их детства «Очень страшное кино». «Чувааак!» — гримасничая, орал в трубку чернокожий Мелкий, разговаривая с маньяком в маске, и к нему присоединялись остальные ребята, пока слово «чувааак!» не слилось в один нестройный хор. Яворского всегда передергивало, когда он видел эту сцену.
— Неужели это Люк Скайуокер? — воскликнул Бараш. Он перепрыгнул через ограждение, хотя на то, чтобы обойти его, ушло бы секунд десять. — Только у него вместо светового меча смычок…
— Сразу понятно, что вы дружите, — пробормотал Аркаша. — Мыслите идентично.
— О чем он? — спросил у Вовчика Бараш.
— Забей, — отмахнулся тот. И заключил товарища в объятия.
Аркадий сделал шаг назад, чтобы его не сгребли в кучу. Со стороны он смотрел на друзей. Больше, конечно, на Бараша…
Вовчик не обманул, тот изменился. Да так, что даже гитара не помогла бы Аркадию его узнать. А все из-за руна… которого не было. Череп Бараша был абсолютно лысым. В нем отражался свет ламп и как будто даже бликовала сверкающая на табло реклама. Без золотых кудряшек Бараш оказался заурядным мужичком с невнятными чертами лица. Среднестатистическим. Но чтобы не слиться с толпой, Илья отрастил себе мерзкую бороденку под нижней губой. Не помпон, не косица, не полоска — квадратик. У Гитлера были такие усы, а у Бараша бороденка.
— Как долетел? — поинтересовался Вовчик.
— С приключениями, как всегда. А ты какими судьбами тут? — обратился к Аркаше Илья. — Если скажешь, что явился, чтобы меня встретить, не поверю.
— И правильно. Я прилетел из Цюриха за полчаса до тебя. С Вовчиком случайно встретились.
— Он меня не узнал, прикинь? — вставил тот.
— Да ты же совсем не изменился, как так?
— Сам в шоке. — Вовчик взял друзей под руки. — Угадайте, куда я вас сейчас повезу?
— Ты же обещал в город, — приостановился Аркадий. — У меня номер забронирован в «Рэдиссон».
— Успеешь в свой отель. Сначала в гости поедем.
— К твоей маме?
— Да что ты заладил… Она в Ереван уехала, уже шесть лет как. Сразу после развода с отцом… — Матушка Вовчика была наполовину армянкой, ее дед занимал высокий пост в правительстве АССР, и его огромный дом стал той крепостью, за стенами которой потомки ныне покойного партийца находили убежище от невзгод.
— Так к кому мы в гости? — не сдержал любопытства Бараш. — Я за любой кипиш, но надо знать, что с собой прихватить.
— Цветы как минимум.
— Мы к бабам?
— Не. К женщинам. Точнее, к одной, но там и другая будет.
— Хватит говорить загадками! — возмутился Бараш.
Аркадий поддакнул.
— Неужто вы не помните, какой сегодня день?
Яворский стал перебирать в уме памятные даты, но в его воображаемом календаре девятнадцатое октября не было отмечено красным.