О столкновении на улице я не упомянул, но, когда Элейн попросила сходить в магазин за заправкой для салата, притворился, что устал. Пока она строгала салат на кухне, мы с Кори играли в нарды на подаренном мной наборе. Умный был мальчик, быстро учился. Я смотрел, как он задумывается над следующим ходом, хмуря брови, черная родинка на его левой щеке подчеркивает бледность кожи.
Белизна и утонченность этой кожи внезапно напомнили мне того звереныша, что я встретил по дороге. И стремительный, жуткий образ: Кори, на несколько лет старше, выпендривается и ухмыляется, его глаза блестят от наркоты и бахвальства, большие пальцы заткнуты в карманы слишком узких джинсов, остальные растопырены, чтоб получилась буква V.
— Кори, тебя достают?
Он поднял глаза, удивленный.
— В смысле, в школе?
— Или здесь, в квартале. Ну, знаешь, дети постарше.
— В смысле, толкачи наркоты? Извращенцы? В прошлом году у нас в школе был курс «Веди себя умно и безопасно на улице».
— А ты чувствуешь себя здесь в безопасности?
Я сделал ход. Слишком поспешный — промах столь очевидный, что Кори наверняка решил, будто я сливаю игру.
Он сходил.
— Слушай, я знаю, тут не Пятая авеню, и людей здесь грабят и все такое. Но я могу присмотреть за собой и мамой. — Он обернулся, чтоб убедиться, что Элейн не смотрит, потом залез в ранец и достал нунчаки.
— Кори, тебе незачем…
И тут же по лицу Кори я увидел: он боится, что я расскажу матери. Я знал, что подобное предательство точно означало бы разрыв дружбы, которая устанавливалась у меня с этим мальчиком. И я кивнул, уважая возложенное на меня доверие, когда он поделился своей тайной.
Но позднее, когда помогал Элейн с тарелками, я озвучил свое главное опасение:
— Тебе стоит переехать. Небезопасно растить ребенка в таком квартале.
— Кори — крепкий пацан. Ты бы слышал, что он сказал попрошайке, обругавшему меня на днях. Он тигр.
— Ему двенадцать, Элейн. Ему нужна защита.
— От чего?
— Боже, Элейн, ты не видишь, что за шпана тусуется в этом квартале? Да только сегодня, по дороге сюда, банда хулиганов…
Но скрытый смысл того, о чем я хотел рассказать ей, поразил меня, и нервная тошнота растеклась по моему нутру. А если не случайно юные хулиганы решили перехватить именно меня? Может, уличные детишки почуяли во мне нечто, чего я и сам не знал?
Элейн странно на меня посмотрела.
— Что случилось, Мэтью? Ты кажешься больным.
— Там был маленький пацан, вот и все, — быстро солгал я. — На него слегка наехали. А я вмешался.
Потом, после того как Кори отправили в кровать и мы отзанимались любовью, мы лежали, касаясь друг друга лишь кончиками пальцев, позволяя поту высыхать на наших телах. В спальне Элейн было душно, ни ветерка. Вентилятор на потолке вертелся, помешивая воздух, который температурой и консистенцией напоминал остывающую овсянку.
Она потрепала меня по руке.
— Кори любит тебя. Ты добр с ним.
— С Кори это несложно. Он умен и хорошо себя ведет. Не знаю, как бы я поступил, будь он паршивцем.
Элейн повернулась на бок, прижалась ко мне. Ее кожа была холодной и скользкой. Она погладила влажными волосами мое лицо, потом пустила свои пальцы бежать по внутренней стороне моего бедра. Опасный жар исходил от нее. Потерлась об меня, напрягая мышцы живота. Она была вся влажная, и я вошел в нее.
— Мэтью, ты меня слышишь?
Она бормотала что-то своим «озорным» голосом, ее голосом Маленькой Элейн, но я не слушал.
— А если я была паршивкой?
Ее слова прорезали секс-транс.
— …если была плохой?
Я попытался уловить ее настрой, не утратив концентрации, не позволяя уму выйти из темного, предсловесного экстаза.
— Я бы отключил кабельное.
— Очень плохой.
— Отдал бы тебя на удочерение через сайт объявлений?
— Мэтью, пожалуйста. — Она перестала двигаться, но ее внутренние мышцы работали, накачивая, выдаивая. — Накажи меня.
— Ты не сделала ничего плохого.
— Притворись.
У меня с фантазией не особо. Любые искусы воображения я постарался оставить в детстве.
— Элейн, я так не могу.
— Конечно, можешь.
(Я не должен.)
— Я не знаю, чего ты хочешь.
— Знаешь.
(Знаю.)
Она уставилась на меня голодными глазами.
— Ударь меня, — проворковала Элейн, сладко и жарко.
— Элейн, меня это пугает.
Моя эрекция убывала, как леденец над огнем. Я пытался воссоединиться с чувственностью, щипая ее соски и кружа языком по изгибу ее шеи. Все тщетно.
Она всосала мою нижнюю губу меж своих зубов и с силой прикусила ее. Боль была — как ледорубом в задницу, небывалая, обжигающая. Я почувствовал вкус крови.