Выбрать главу

Шла мелкая морось, оставляя улицы влажными и блестящими от дождя, пока я шагал к метро.

Еще до того, как их увидеть, я услышал их голоса. Резкая, насмешливая трескотня попугаев, ругань на английском вперемешку с яркими, грубыми ломтиками испанского. Трое из них толклись под обвисшим от дождя тентом фруктового киоска. Глаза — блестящие и одичалые, голоса как осколки стекла, воткнувшиеся в артерию.

— А жрачка сегодня где, мужик?

Смешки, свист.

Тощий изогнул бедро. Похлопал ресницами, облизал губы.

— Мужик, а че хочешь-то?

Я хотел долбануть их черепушки о бордюр и смотреть, как они разлетаются, словно упавшие дыни. Это были злые дети, нападавшие на достойных людей, считая, что те поделятся с ними своими порочными желаниями.

Пока достиг двери Элейн, я уже кипел от негодования. Я бы вызвал полицию, заявил на хулиганов за проституцию, за домогательства.

Элейн встретила меня в маленькой просвечивающей сорочке с вырезами в стратегических местах.

— Что-то не так? — спросила она.

— Чертовы пацаны на улице. Они опасны. Я копов вызову.

— Мэтью, успокойся. Это не подождет? — Она взяла мою руку и поцеловала костяшки, запястье. Ее ладони были горячими, словно она в духовке их грела.

— Я послала Кори в магазин, — сказала она и повела меня в спальню, где мы занялись любовью со всей страстью первого раза, а может, Элейн занималась любовью, а я просто трахался, не могу сказать. Я знаю лишь, что не хотел на нее смотреть, что каждый раз, закрывая глаза, видел ухмыляющиеся лица уличной шпаны.

Элейн схватила меня.

— Ударь меня, Мэтью. Я была плохой.

Она изгибалась подо мной. Наши животы колотились в песне секса. Она простонала:

— Я… не смогу… кончить… если не ударишь.

— Так не кончай, черт дери.

— Проклятье! Давай!

— Нет.

Я не могу. Не стану. Я хочу.

Элейн прекратила двигаться. Внезапно мы уже не были соединены. Настойчивая гормональная энергия, мигом раньше бурлившая в моем пенисе, просто исчезла, а с ней и мой стояк.

— Боже, Мэтью, только не снова.

— Ты такая понимающая, а?

— Так, у тебя проблема.

— Да, это так.

Она вылезла из постели, подхватила одежду. Я обошел кровать, чтобы перехватить ее.

— Элейн, я не хочу…

…бить тебя.

— Может, тебе лучше уйти?

Но я сделал это.

То, чего она всегда хотела.

Внезапно она стала маленькой и легкой, почти невесомой. Я ударил открытой ладонью, но она отлетела назад, ударилась о стену, но не сползла, а моргнула, изумленная, от боли. После того первого раза стало просто и весело, как со многими дурными поступками, и следующий удар отправил ее в другом направлении, к другой стене.

— Мэтью, нет. Стой!

На этот раз она поднялась не так быстро. Ее рот кровоточил. Я схватил ее за волосы, бросил поперек кровати.

Оседлал ее.

Ее глаза заполнил яркий, недоуменный ужас. Следующий удар заставил ее кричать. Кулак поднялся, могучий и сильный, хотел бы я, чтоб таким был мой член, но я ее не ударил. Что-то врезало мне по уху, по шее. Заехало по ребрам с другой стороны.

— Отпусти ее!

Я вырвал руку из неистовой хватки Элейн, повернулся и схватил Кори за запястье. Нунчаки стукнули по полу. Я повалил его и прижал. В тусклом свете я видел муку на лице этого мальчика, бледном, как мрамор, с черными, пылающими яростью глазами. Любимое лицо, с розовым ротиком, открытым, как сладчайшее из обещаний.

Потом комната взорвалась, когда Элейн схватила лампу у изголовья и врезала ее металлической подставкой мне по голове.

Неоновая боль, новогодний Таймс-сквер у меня в черепушке. Элейн и Кори убегали. Я услышал, как заперлась задвижка на двери туалета, встал и заковылял туда.

— Мэтью, уходи! Попробуешь выломать дверь, я закричу: «Пожар!» Тогда все, кто есть в здании, прибегут.

— Но я… не должно так все кончиться. Элейн? Кори. Кори, поговори со мной.

— Иди к черту, козлина!

Элейн шикнула на него:

— Не зли его, он безумен. — А потом мне: — Уходи. Хватит запугивать меня и моего сына.

Я прижался головой к двери. Казалось, я снова стою у той двери туалета, двери, за которой Фредди Бартон стоит на коленях меж ног моего отца, голова ходит вверх-вниз, а я жажду, чтоб это был я. Я. Я знал, что мне не положено плакать, но не помнил почему.

Перед тем, как покинуть квартиру Элейн, я нашел нунчаки Кори на полу и прихватил их с собой. Все равно он был слишком юн, чтоб владеть столь опасной вещью.