Тем, что остались в доме, хотелось знать, с чем возвратился третий. Но они старательно скрывали свое нетерпение до тех пор, пока прибывший не насытился, и лишь потом тот, что походил на воина, спросил:
— Ну и как дела?
— Договорился, — коротко бросил прибывший.
— С кем?
— Есть такой Баба-Термес, он близок к любимой наложнице хана.
Воин фыркнул.
— Прошли золотые годы, когда судьбы людей вершили герои и полководцы! Теперь все зависит от прихвостней наложниц!
— Есть еще и визирь, — проворчал, облизывая жирные от плова губы, прибывший. — Он третий в этом треугольнике
— Шайтан! — искренне возмутился воин. — Ну и времена!
Да, времена и впрямь настали странные. Минуло два года с тех пор, как отправился вслед за убегающим солнцем Господин счастливых обстоятельств Тимурленг. Он ушел в расцвете своей власти и славы, завоевав полмира и вселив ужас в сердца обитателей другой половины. Со смертью Тимура великая держава погрузилась в хаос. Наследники Тимура вцепились друг другу в горло. Избранный в преемники внук Тимура Пир-Мухаммед не сумел войти в Самарканд, поскольку там обосновался другой внук, вздорный и распутный Халил-султан, который незамедлительно принялся проматывать неисчислимые богатства, добытые дедом. В этом ему всячески помогали визирь Аллахдад, наложница Шад Малик, а также Баба-Термес — человек настолько низкий происхождением и всей своей сутью, что историки не сохранили о нем никаких сведений, кроме имени. Жадная до удовольствий троица пировала на развалинах великой империи Тимура, равнодушно наблюдая, как враги, дрожавшие при одном упоминании имени Тимура, ордами вторгаются в пределы державы, созданной Господином счастливых обстоятельств.
И ничто не тревожило сих славных господ, заботящихся лишь о том, чтобы пожить всласть. Золото, которое можно было бы израсходовать на содержание армии, шло на удовольствия, а все, что составляло славу империи, — на продажу, дабы добыть золото для этих удовольствий. Продавалось решительно все. Расчетливые сколачивали целые состояния, скупая по дешевке бесценные сокровища, захваченные Тимуром. Мудрые были дальновиднее — они всеми способами пытались прибрать к своим рукам все то, что дало Тимуру такое могущество. И только мудрейшие из мудрых вспомнили о том, о чем прочие в суете бесконечных празднеств и развлечений как-то позабыли, — о чудесном копье, некогда найденном Тимуром в горной расселине. Оно вело его от победы к победе, а теперь, оберегаемое пуще зеницы ока нукерами, хранилось в его усыпальнице, неприметное среди пестрых ковров, усыпанного драгоценными камнями оружия, золотых сосудов и тому подобного бесполезного хлама, долженствующего подчеркнуть величие усопшего. Трое, пришедшие в Мавераннахр с востока, намеревались завладеть именно этим сокровищем.
Первый из них, похожий с виду на воина, был им на самом деле. Не так давно он служил темником в войске Тимура, а теперь хотел основать свою собственную державу на обломках рассыпающейся империи. Его звали Сомду — имя, достойное воина.
Другой, с лицом мудреца, поклонялся не силе, но душевному совершенству. Он верил в учение человека, проповедовавшего меж горных хребтов на самом краю мира. Того человека звали Цзонкабой, сам же он не имел имени, ибо тот, кто еще не достиг вершины величия, недостоин чести обладать им. Спутники называли его монахом или Не имеющим имени. В отличие от Сомду Не имеющий имени желал завладеть копьем, чтобы спрятать его от мира. Мир должен поклоняться нравственной чистоте, а не грубой жестокой силе — так считал монах.
Третий был купцом. Его звали Абу-Муслим. Он желал покорить мир властью золота, которое, равно как и силу, давало копье. Власть золота, в понимании Абу-Муслима, превосходила грубую силу. Сомду не был согласен с ним и частенько спорил с купцом. Монах в споры не вступал и больше молчал. Все трое видели цель в разном, но средство ее достижения было одним. Каждый мечтал о копье. Их свел слепой случай, и они, узнав, что их пути пересеклись, договорились действовать сообща. Воин был решителен и без колебания пускал в ход свой кривой меч. Купец — богат, а золото значило немало в сем несовершенном мире. Монах был наделен ученостью и говорил на многих языках, что тоже могло пригодиться. Они заключили соглашение раздобыть общими усилиями копье, а потом честно разыграть его, метнув жребий.
И вот теперь они были близки к цели, оставалось сделать последний шаг, и смятение одолело чувства каждого. Близость желанной цели точила их сердца, и они, еще не желая сознаться в этом, с подозрением поглядывали друг на друга.
Затянувшееся молчание нарушил Сомду:
— Что будем делать?
— Все очень просто, — ответил Абу-Муслим. — Завтра мы отправимся в город. Баба-Термес будет ждать нас у усыпальницы Мухаммед-султана. Я пообещал расплатиться с ним золотом.
— Но ведь там должна быть стража, — осторожно вставил монах.
— Так и есть, Не имеющий имени. Но негодяй знает потайной ход. Подозреваю, он время от времени наведывается в гробницу за изящными безделушками, а потом сбывает их скупщикам краденого. Он очень удивился, когда я сказал, что хочу купить копье, и назвал цену.
— Он ничего не заподозрил? — обеспокоенно спросил Сомду.
Купец покачал головой:
— Думаю, нет. Да и потом, ему плевать. Распутник живет одним днем. Он знает, что достиг своего предела и выше ему не подняться, к тому же он слишком любит золото.
— Понятно, — кивнул Сомду. — Значит, мы просто купим копье и покинем город?
— Можешь погостить здесь подольше, — с ухмылкой предложил Абу-Муслим.
Но воин только хмыкнул в ответ. Он не желал оставаться в Самарканде. Особенно сейчас, когда город должен был вот-вот стать ареной междуусобиц.
Трое выпили еще немного вина, а потом легли спать. Тогда дехканин вышел из своего убежища. Он мало что понял, но решил из осторожности рассказать об услышанном муфтию. Однако утром, когда хозяин дома собирался исполнить свое намерение, он внезапно обнаружил, что постояльцев нет, — они отправились в путь еще затемно.
В назначенный час, около полудня, троица уже располагалась у гробницы Мухаммед-султана, внука Тимура, где нашел временное пристанище и сам Господин счастливых обстоятельств. Трое ждали человека, который должен был передать им копье. Вскоре объявился и этот человек — смазливый мужчина с округлым станом. Он прибыл в паланкине в сопровождении целой толпы слуг. Сойдя на землю, человек, известный как Баба-Термес, неспешно приблизился к ожидавшим его охотникам за копьем.
— Принес? — коротко бросил он купцу.
— Да, — ответил Абу-Муслим, для верности позвенев спрятанным в дорожную суму мешочком. — Здесь ровно три тысячи, как и договаривались.
— Хорошо. — Баба-Термес внимательно ощупал взором фигуру Сомду и, очевидно подумав, что не стоит связываться с этим готовым постоять за себя человеком, решил сдержать слово. Кивнув Абу-Муслиму, придворный сказал, а вернее, прочти пропел, растянув в улыбке пухлые щеки: — Иди за мной. А вы двое ждите.
Баба-Термес и купец ушли, а Сомду и монах остались на месте. Оба они пребывали в напряжении, их томила неизвестность. Ведь могло случиться так, что негодяй и вор Баба-Термес вздумает обмануть Абу-Муслима, отнять силой золото или подсунуть другое копье. Могло случиться и так, что Абу-Муслим, получив копье, тут же скроется из города.
Но и купец, и Баба-Термес не стали хитрить. Прошло совсем немного времени, и из-за угла усыпальницы показался ухмыляющийся Баба-Термес. Появившийся следом за ним Абу-Муслим махнул ожидающим его приятелям рукой. Те не заставили себя упрашивать: монах и воин тут же присоединились к купцу, и вскоре троица была за пределами города. Здесь, в крохотной рощице, им предстояло разыграть добычу. Путники спешились и, вытащив копье из чехла золоченой кожи, принялись его разглядывать.
— Оно! — сказал Абу-Муслим.
— Оно! — подтвердил Сомду. — Мне приходилось его видеть.
Монах ничего не сказал, ибо по исходившей от копья чудесной силе уже понял, что перед ним то, к чему он стремился.