— Вот видишь, сколь слаб может быть тот, кому принадлежит половина мира! Власть дарует силу, но лишь духовную. И никакая власть не подарит здоровье.
Тимур скорчился от боли. Демоны терзали его тело. Шева заколебалась, но все-таки отважилась на нарушение одиннадцатого параграфа инструкции.
— Я сейчас! — С этими словами она бросилась в шатер, где извлекла из сундучка ампулу с обезболивающим.
Тимур с любопытством, но даже без тени опасения посмотрел на крохотный сверкающий предмет.
— Колдовское зелье?
— Вроде того. — Шева ловко закатала рукав халата Тимура и ввела лекарство ему в вену. — Сейчас все пройдет!
Тимур молча кивнул. Через несколько быстрых мгновений на лице старца появилась гримаса удивления и счастья.
— Боль ушла!
— Так и должно быть.
Господин счастливых обстоятельств радостно засмеялся.
— Должно быть, ты посланница Всевышнего. Ты приходишь к тем, кого ожидает табут[40], и отводишь от них смерть.
— Это не совсем так. Я могу избавить от боли, но мне не дано вернуть силы.
Словно желая удостовериться в правдивости слов Шевы, Тимур привстал и тут же тяжело упал наземь.
— Да, это правда, — прошептали его сухие губы. — Даже всемогущему Аллаху не во власти вернуть молодость. Но как знать, не это ли убожество тела дарует величие духа, с которым можно обрести власть.
И Шева внезапно задумалась над его словами и поразилась их потаенному смыслу. Три фразы, небрежно брошенные Тимуром, подчеркнули избитую истину, что старые и убогие телом, но сильные духом, куда чаще достигают вершин власти, чем это удается могучим героям, в ком жажда власти подменена любованием собственной силой и отвагой.
Тем временем пламя битвы начало затухать. Воины Исфендияра наконец сломили упорство спагов, и те сначала поодиночке, а потом и целыми группами побежали с поля битвы. Устали и сербы, из которых в строю оставался лишь каждый пятый. Туменам Саиф-ад-дина удалось в третий раз пробить брешь между сербами и янычарами и окончательно оторвать центр вражеского войска от левого фланга. Янычары держались стойко, но было ясно, что они не смогут устоять, если конные полки Исфендияра и Саиф-ад-дина атакуют их с флангов. Оставался лишь один участок сражения, где победитель еще не был ясен. Здесь сошлись дружины Сулеймана и Халил-султана, юных принцев, каждый из которых рассчитывал в будущем сесть на престол империи. У каждого было по пять полков, составленных из отборнейших воинов. Каждый вожделел славы, и ни тот ни другой не намеревался уступать противнику.
Тимур хотел видеть этот бой, и он попросил Шеву:
— Помоги мне сесть на коня.
Та послушно подставила плечо и, поддерживая тщедушное тело старца, подвела того к белому жеребцу, косящему лиловым глазом на своего повелителя. Шева нагнулась, чтобы помочь Господину счастливых обстоятельств сесть в седло, и тут Тимур вскрикнул:
— Берегись!
Стремительно обернувшись, Шева увидела занесенный меч. Мгновенно отпрянув в сторону, она ударила нападавшего ногой в живот, а когда тот скрючился от боли, обрушила на его шею маленькую крепкую ладонь. Убийца еще не успел опуститься на землю, как тонко свистнул меч, извлеченный Господином счастливых обстоятельств, и голова покатилась, нелепо подпрыгивая, вниз по склону.
— Никогда не доверял рабам, — пробормотал Тимур, отирая клинок о судорожно подрагивающее тело. — А ведь я так хорошо к нему относился. Я даже запомнил его имя — Ахыз. И вот что я получил взамен! Шева, — Тимур усмехнулся, — никогда не доверяй рабам!
— Я предпочитаю не иметь их!
— А вот это напрасно. Лишь обладая рабами, становишься господином, человеком, приближенным к Аллаху. — Тимур хотел прибавить еще что-то, но внезапно увидел нечто, его ошеломившее. — Смотри!
Воины Сулеймана и Халил-султана продолжали упорную сечу, но сбоку от них, из-за самого дальнего к месту сражения холма, появился отряд всадников. Никем не замеченные, они обошли сражающихся и теперь стремительно скакали к оставшейся без защиты ставке Тимура. Перебежчик, назвавшийся Хусейном, исполнил обещание, данное султану Баязиду. Он выбрал момент и теперь во весь опор мчался к холму, где его ждали возлюбленная и голова Тимура, покуда пребывавшая еще на плечах своего господина.