Там лежали двое — мужчина и очень молоденькая девушка. Рядом валялся портативный радиопередатчик. Мужчину перевернули вверх лицом, и грудь его оказалась сплошь в черноватых пятнах, видимо, его основательно прострочили из автомата. Насколько я понимаю, он отстреливался, потому что рядом валялся пистолет какой-то иностранной марки.
Девушка лежала на спине. В правой руке у нее был нож, но никаких ран я не заметил. Штурмбанфюрер что-то спросил у одного из своих людей, тот опустился на корточки возле мертвой девушки и рванул на ней блузку.
Мы увидели маленькую ранку на левой груди.
Потом этот парень повернулся к трупу мужчины и показал на пустые ножны:
— Кинжал она взяла у него, господин оберштурмбанфюрер. Это штучка английского производства. Смазан быстродействующим ядом.
— А радиопередатчик?
— Советский.
Я еще раз взглянул на лицо мертвой девушки и вернулся к машине. Кажется, и шеф пришел почти вслед за мной.
До самой Риги он не сказал ни слова, и лишь когда мы уже ехали по Задвинью, я наконец услышал его голос.
— Красивая девчонка, не правда ли, Реглер?
Вместо ответа я резко тормознул и негромко выругался, потому что из боковой улицы, прямо у меня перед носом вылетел мотоциклист. Шеф тоже выругался и мы поехали дальше. Через какое-то время он сказал:
— Счастливая девчонка…
— Счастливая? — осторожно спросил я.
— Конечно. Если бы у нее не хватило воли ткнуть себя этим ножиком, представляете, что бы мы с нею сделали? — И он добавил: — А мы с вами несчастливые.
Я подумал…
(На этом обрываются записи Каспара Отто Реглера. Обрываются настораживающе, без многоточия, поставленного нами из чисто стилистических соображений. Более того, в последнем слове мы добавили букву «л» — в оригинале написано: «Я подума». А дальше два десятка чистых листов. Лишь на самом последнем — множество дат, перед которыми значится «пол.» или «отпр.» Видимо, со свойственной ему педантичностью, он записывал числа, когда получал или отправлял письма. Людей, его знавших, либо как-то соприкасавшихся с ним, найти не удалось, да и вряд ли их свидетельства имели бы какое-нибудь значение. Одни-два лишних штриха?.. Дальнейшую судьбу его семьи мы даже не пытались выяснить. Для нас она лишена интереса.)
Дачная жизнь
— Чего это ты тут маешься? — хлопнула его по плечу Айна, девчонка из их класса. — Риту поджидаешь?
Эрик пожал плечами:
— Гуляю.
— А в гимназию почему не ходишь? Работенку нашел?
— Нашел.
— Ну, тогда бери меня в жены. Риту сегодня с геометрии вызвали к директору, а потом увезли. Говорят, что прямо в гестапо. Вот уж не думала, что такая тихоня может натворить чего-то… Проводишь?
— Нет, — сказал Эрик, — ты уж прости, я сегодня в ночную смену. Самолеты ремонтируем.
— Хорошо живешь.
— Да, — сказал он, — не жалуемся. Привет ребятам.
Оставалась Жанна. Но он до сих пор не знал ее адреса. Они встречались два-три раза в неделю, возле той же самой церкви, где состоялось их первое свидание. Значит, увидеть ее Эрик сможет только завтра. Завтра или никогда…
Рената и Димка ждали его на Эспланаде, возле Художественного музея. К стене были прислонены три велосипеда.
— Ну? — в один голос спросили Димка и Рената.
— Риту арестовали. В гимназии.
Димка присвистнул:
— Стало быть, всех берут. Под гребенку.
Постояли, не говоря ни слова, потом Димка махнул рукой:
— Ладно, поехали. Будем надеяться, что про дядькину дачу они не знают.
С набережной было видно зарево. Горела Елгава. Равномерно, слегка вибрируя, гудела канонада.
Остановили их только в Дубулты. Возле полицейского участка. Вышел на дорогу шуцман, поднял руку.
— Куда едете?
— Мы из Риги, — прерывающимся голосом сказал Димка. — Там такое творится!.. А у меня в Каугури дядька живет.
Шуцман помолчал, потом опустил карабин.
— Ладно, поезжайте.
Когда проехали метров сто, Димка злорадно сказал:
— Напустили в штаны, голубчики.
На следующий день части 3-го гвардейского механизированного корпуса на участке Кемери — Клапкалнциемс вышли к побережью Рижского залива, взяв в полукольцо всю группу армий «Север».