Сначала Димка ни за что не хотел отпускать Эрика одного. Но ехать в Ригу всем троим было чересчур рискованно, а оставить Реньку на даче… Да она бы и не осталась. И, в конце концов, Эрик поехал один.
— Так надо, — сказала Жанна.
Они сидели на узкой дубовой скамье в полутемной церкви, и перед нею лежала раскрытая книжечка псалмов.
Эрик увидел, как на страницу капнула слеза.
— И ты… ты можешь?
— Нет, — прошептала она, — не могу… — Но секунду спустя снова: — Так надо, пойми. И не мучай меня. Неужели ты не видишь…
Она схватилась за книжку, и удивительно длинные ее пальцы стали лихорадочно перелистывать и мять страницы. Эрик незаметно сжал ей локоть.
— Не надо. Пусть будет так. Вот только жить страшно. Не видя тебя, ничего не зная… Но теперь уже недолго. Как только наши войдут в Ригу, жди меня… В тот же день.
— Да, — благодарно сказала она. — В тот же день. Иначе… не знаю, что со мной будет.
— Твой отец решил правильно. Еще правильнее было бы вообще не приходить сегодня.
— Я не могла не прийти. Ты бы измучился.
— Да, но ниточка была бы оборвана. А так… Может, нас уже ждут у выхода.
Жанна вздрогнула.
— Мне пора. Я выйду первой.
— Нет, — сказал он, — я.
— В таком случае, вместе.
— Хорошо, — сказал он. — По крайней мере, я успею поцеловать тебя.
— Ну что ж, — грустно улыбнулась Жанна. — Если бог есть, он простит нас… Оружие при тебе?
— Да.
— Поклянись, что если… они там, у дверей, ты сразу застрелишь меня.
— Клянусь, — сказал Эрик. — И клянусь, что второй пулей убью себя.
Они встали и на цыпочках двинулись к выходу. Несколько старушек проводили их глазами.
Притворив за собою первые двери, Эрик до боли крепко обнял ее, всем существом своим чувствуя по-девичьи хрупкое, до отчаяния любимое тело, потом коротко и отчаянно поцеловал, тут же выпустил и ногою резко толкнул тяжелую вторую дверь, ведущую на улицу.
Никто их не поджидал. Не оглядываясь, они разошлись в разные стороны. Навсегда?
Линия фронта стабилизировалась. По всему взморью немцы понаставили батареи, понавесили на дачные заборы телефонные провода и несколько раз в сутки методично долбали тех, кто окопался где-то за Слокой. Те отстреливались, но только из минометов и как-то бессистемно.
Взморье словно вымерло. Засев на даче, Димка, Эрик и Ренька добывали пропитание, опустошая по ночам сады и огороды. Однажды пробрались в Слоку, чтобы сообразить, где он, этот самый фронт. На обратном пути Димка прирезал бесхозную курицу. Ночью Ренька ее сварила и был пир.
А на следующий день оказалось, что все их припасы подошли к концу. Три морковки и одна репа — вот и все, чем они располагали. Впрочем, так было до завтрака, а потом они уже не располагали ничем.
Несколько дней назад они наметили для себя прекрасный яблоневый сад и картофельное поле. Но в доме возле сада жили люди, а картофель рос рядом с шоссе. Так что, пока не стемнеет, никаких надежд на добычу не было.
К четырем часам дня в глазах у них появился нехороший блеск, и пропало желание разговаривать друг с другом. Внутри что-то мелко-мелко дрожало, и они повалились на кровати, в надежде заснуть и тем самым сократить время, отделявшее их от такой еще далекой ночи. Но тут Димку озарила идея. Он приподнялся, вытащил из кармана кошелек и стал тщательно пересчитывать его содержимое. Потом сказал:
— Пошли!
Ренька, наблюдавшая из-под полуприкрытых век, как он считает деньги, иронически спросила:
— За ветчиной, да? — и тут же сглотнула голодную слюну. — Господи, хоть бы самый малюсенький кусочек! Помнишь, как она пахнет?
— Пошли! — упрямо повторил Димка.
Эрик и Ренька заставили себя встать, потому что, даже зная: все это — глупости, все-таки обрели вдруг какую-то надежду.
И вот они плетутся за Димкой, увязая в глубоком песке совершенно пустынных взморских улиц, добираются до железной дороги, по которой больше не ходят поезда, бредут по гулким деревянным мосткам, ведущим от станции в сторону шоссе, и наконец доходят до дачи с большой застекленной верандой, над входом в которую висит гладко оструганная доска, а на доске черной краской написано всего одно слово: «Пиво».
Димка ногой распахивает калитку и первым устремляется в это загадочное заведение.
И что же? Оказывается, что здесь действительно торгуют пивом. А поскольку других посетителей нет, хозяин встречает их, как дорогих и желанных гостей.
Они усаживаются за шаткий столик с круглой мраморной столешницей, и почти сразу же перед каждым возникает бокал с высокой шапкой желтоватой пузырящейся пены.