Подошел Эрик, негромко спросил:
— Что, собственно говоря, случилось?
— У тех, кто в море купается, документы требуют, — сказала Рената с такой странной интонацией, что шуцман бросил на нее подозрительный взгляд и как бы машинально сделал шаг назад.
— Документы? — с деланным изумлением спросил Эрик. — А я их дома оставил.
«Ох, не нравится мне эта компания», — с тоской подумал шуцман, но отступать было поздно. Он раскрыл Димкин паспорт, увидел год рождения и сразу спросил:
— Почему не в армии?
— Так я же освобожден, — добродушно сказал Димка. — Я же на вермахт вкалываю. У меня на этот счет специальная бумажка есть.
Он снова полез в карман, долго шарил там, и лицо у него при этом было каким-то глупо сосредоточенным.
— Ну, — не выдержал шуцман.
— Похоже, что я ее на комоде оставил, — сказал Димка.
Шуцман густо покраснел. Его явно разыгрывали, и он крикнул срывающимся от злости голосом:
— Все трое пойдете со мной в Дубулты! В полицейский участок!
— Вспомнил! — и Димка указательным пальцем показал на паспорт. — Я же туда ее вложил, посмотрите сами.
Бросив на Димку взгляд, не предвещавший ничего хорошего, шуцман все также неловко, одной рукой стал перелистывать паспорт и, действительно, обнаружил сложенную вчетверо бумажку. Сунув паспорт в карман, он развернул этот листок, но, прежде чем прочитать, сделал еще один шаг назад.
— У меня тоже есть такой документ, — сказал Эрик, — но мы шли купаться, и я не подумал, что он понадобится.
— В полиции разберутся, — зло сказал шуцман.
Рената бросила на Димку тревожный взгляд. В ответ он еле заметно кивнул. Потом оглянулся. Нигде ни одной живой души…
Все произошло так быстро, что никто не успел осознать происходящее. Один за другим прогрохотали несколько выстрелов, и шуцман, словно его ударили в грудь, сделал третий и последний шаг назад, а потом грохнулся во весь рост, глухо стукнувшись затылком о твердый песок. Вылинявшая пилотка слетела с его стриженой головы и сложилась в плоский зеленоватый конвертик.
Сунув пистолет в карман пиджака, Димка бросился к убитому, схватил карабин, который тот все еще сжимал правой рукой, и протянул его Реньке.
— Беги в дюны. Спрячь где-нибудь в кустах. Только запомни, где.
Потом обернулся к Эрику:
— Давай-ка! Я за одну руку, ты за другую — и в море. Живо!
Рената в кухне варила картошку, а Эрик и Димка сидели в комнате и разговаривали вполголоса, потому что дверь хотя и была прикрыта, но слух у Реньки — дай боже каждому.
В принципе разногласий у них не было. План, который Димка забрал у Роберта, следовало доставить нашим. Если раньше они надеялись, что те сами придут сюда, отбросив немцев к Риге, то теперь этого ждать не приходилось. Скорее уж немцы могут ударить, чтобы прорвать окружение.
Значит, надо перебраться через фронт. Взять на такое дело Реньку они не могут. Оставить ее здесь одну — тоже. Стало быть, идти должен кто-то из них. И вот тут начинались разногласия. Каждый стоял на том, что идти должен именно он. Наконец Димке это надоело.
— Вот что, — сказал он. — Бросим жребий. Кому выпадет, тот и пойдет. Но не в эту ночь, а в следующую. Согласен?
Эрик кивнул.
Димка достал десятипфенинговую монетку.
— Решка, — сказал Эрик.
— Орел или решка?
Димка бросил. Выпала решка.
— Ладно, — он кисло усмехнулся, — против судьбы не попрешь. Сегодня тебе надо как следует выспаться. Завтра ночью двинешь.
Ренька распахнула дверь.
— О чем вы тут шепчетесь? Картошка готова, идите лопать.
Дело «Sender»
По делу «Sender»[5], как окрестил его следователь, было арестовано двадцать два человека, убито трое: Донат Брокан, тридцати двух лет; Ольга Мельникова, восемнадцати лет; Роберт Стурис, двадцати лет.
Последний был застрелен возле дверей своей квартиры, когда попытался оказать сопротивление полицейским.
Дело, в общем-то, кончено. Можно бы и закрыть. Но оставались еще два парня и девчонка, непонятным образом ускользнувшие и словно провалившиеся сквозь землю. Никакого практического значения их поимка не имела, но из-за трех сопляков нельзя было поставить последнюю точку, и это было противно, как невытащенная заноза.
И капли росы на рассвете
В тот вечер, когда они бросили жребий, и Эрику выпало перебираться через фронт, он сразу же после ужина отправился в свою комнатенку. Но вовсе не потому, что решил последовать Димкиному совету и как следует выспаться — сна у него, как говорится, не было ни в одном глазу — нет, просто он ощутил неодолимую потребность остаться одному, отдаться собственным мыслям, что-то вспомнить, о чем-то задуматься…