Ему становилось все хуже. И не от боли, а от чувства смерти. Время отсчитывало последние секунды, голос пропал, но губы еще шевелились, и он беззвучно сказал:
— Ренька!.. Рената!..
Солнце всплыло над Димкой, темно-оранжевое, не ослепляющее, и обозначило облака, пригорки, кустарник — все, что отбрасывало тень. А потом засветились болота, луга, несмелые луговые цветы. И капли росы на рассвете.
Ренька вздрагивала во сне. Что-то снилось ей — то ли будоражащее, то ли плохое. Эрик спал как убитый.
Долго ли, коротко, но им еще предстояло жить.
ПРОЛОГ ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Внешне он был похож на Брувериса, но любил поболтать. А обращаясь к Люсе, всем своим грузным телом оборачивался к ней, тыкал кнутом в невидимое небо и обязательно начинал со слов: «Уж если говорить по правде…»
Впрочем, небо было невидимым только над ними, а впереди давно уже высвечивалось розовато-лиловое, большое-большое пятно на тучах.
Люся не выдержала, спросила:
— Там вот, что это, зарево?
Он поерзал, словно одолели блохи.
— Уж если говорить по правде… Рига там. Еще часа три-четыре и прибудем. Город есть город. При любом затемнении светится.
И она подумала: почти доехали, даже не верится, Ольшанский наверняка уже ждет ее не дождется, и все так гладко идет пока, тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить. Ну, а если…
Она ощупывает «вальтер», усмехается. Если дойдет до этого…
Только в «это» Люся не верит. Вчера, в дороге, ей исполнилось девятнадцать. Впервые — такой необычный, такой удивительный день рождения. Она даже сочиняла поздравительные телеграммы. Самой себе. Вот уж будет о чем порассказать…
Может, и будет…
Конец