А что ещё — остается? У меня ведь — нет прав! Нет и свобод… Нет ничего того, что есть, и как, у них. Или даже — хоть каких-то! Хоть — чего-то… И хотя последнее — и есть… вроде бы! Но и в куда же меньшей степени, чем и всё у них же… И у всех! Моя же свобода — длится минут двадцать… от силы. А после — новые (не)люди! И новые пытки…
Порой, я и сама загоняю себя в тупик… Просто в какой-то момент и «залётно» — попадая в «серую коробку», которую они называют «домом», как в западню! Ведь я ничего тут не знаю — я ещё здесь ни разу не была… Но уже — подсознательно рвусь к выходу. Наружу и… На волю! Хоть это — и не так просто… Усталость — берёт своё, накладываясь мёртвым грузом… Накатывает и… Сразу же прижимает! Давит на меня — нещадно! Придавливает и… Выдавливает из меня же — всю меня. Из тела и… Душу. И всю же мою жизнь! Поэтому-то, в большинстве своём и случаев, мне приходится скрываться… Прятаться — в тёмных углах. В самых дальних и потаённых закутках… Где меня — всё равно находят! Находят и… Уже не отпускают! Деревянные белые двери закрываются… Белые пластиковые ручки не прокручиваются… Как и белые металлические ручки — у деревянных окон!.. Тоже ведь — не открываются. И я вынужденно сажусь на коричневый деревянный пол, покрытый зелёным однотонным ковром с мелким ворсом! И пусть он протёрт до дыр в некоторых местах — металлическими ножками светло-бежевой деревянной мебели: в виде дивана и такого же раскладного кресла… Но и всё ещё — есть! И вроде как — так же ещё греет. Пока я мечусь же взглядом по этой коробке, её стенам и потолку, полу — в надежде найти хоть один выход. Пусть даже и прорываясь, продираясь сквозь ворс и щели пола, если придётся… Но — отыскать его!..
А как бы ведь хотелось — слиться с ковром и просочиться в пол… Под него… Я бы всё отдала — за подобного рода функцию… в функционале моего же всё тела и души. Но… Мне — не дано! Белое тельце, как и белые плотные крылья его и её, слишком заметны на фоне всего же этого… бежево-зелёного безобразия!.. От пола. По стенам и… Только лишь потолок — принимает меня: «такой, какая я есть». Да и прося же ещё будто ко всему — не обращать внимания на светло-зелёный квадратный плафон люстры на нём!.. Но и, благо, сейчас день и это — мне не светит. Никак и… Никоим же образом! Впрочем, как и Икару… Да и тем же чёрным мухам и серым комарам за его стеклом — уже отошедшим в «тот» мир! Не говоря уж и о том, что и на потолке-то — долго не усидишь. Как и не полежишь… Не «удобно»! А уж и — долететь?.. В удушье внутри и полной дезоориентированности в и самим же пространством вокруг?.. Просто — невозможно! «Исключение», да? «Да»…
Не-воз-мож-но!.. Я задыхаюсь — в этой серой бетонной коробке! Но и всё-таки нахожу в себе силы — на последний, не «крайний» уже, рывок. И… Из последних же сил, собранных внутри души и снаружи же тела, подлетаю к окну — и стучусь о его стекло всем своим существом и естеством: пытаясь на ощупь нащупать хоть какой-нибудь уже, пусть и совсем небольшой, но приток свежего воздуха… Пытаясь отыскать — вход и… «Вдох»! Как и выход… С «выдохом»! Но его — нет… Их — нет!
Всё! И эти — тоже… Силы — окончательно покидают меня, выходя на осадке души и остатке же тела! И вот я — снова на полу. Где — мне и место. Где — мне и «самое» место! А был ли смысл взлетать, если всё равно вернулась к нему?.. Всё равно — осталась с ним!
Но и почти тут же — меня находят! Находят в таком состоянии «не стояния» и… Поднимают! Да… Вот только и мне — уже всё равно! Лишь бы — всё это закончилось для меня… И со мной же… Быстро. И всё! Больше — никого и ничего не надо! Но…
Но и вновь — ничего из этого… того не происходит! Я слышу лишь — как открывается окно и… на меня вдруг прямо-таки и обрушивается поток холодного свежего воздуха! Я вздрагиваю. А он… А это был и есть — парень! Повелитель и… Хозяин. Он… Дал мне — лишь подышать?!
Краем глаза и боковым же зрением — вижу его «преувеличенно» большие черты лица. Вроде и длинного с горбинкой носа. Пухлых губ… Мощного и округлого подбородка… Тупых, и пусть не «умных», но и, тем не менее, видных скул. Как кончики моих крыльев! Светло-серых глаз — на фоне и такой же, почти что и белой кожи. Светло-русых коротких волос: с редкой чёлкой, спадающей на низкий лоб и прикрывающей его широкие светлые брови вместе с тонкими ресницами! Непривычно, но и как на контрасте, со всем вокруг и мной же — он одет во всё черное: футболку, шорты и бандану… на руке!
Но и, посчитав же эти несколько минут достаточными для обновления кислородного баланса внутри и возобновления дыхания снаружи, а и скорее всего — попросту решив проветрить, не замерзнув сам, он вдруг прикрывает окно и… несёт меня в прихожую! Через коридор с бежевыми стенами. И белым же потолком… По светло-коричневому линолеуму… По обеим сторонам которого и от нас — тянутся ещё какие-то белые деревянные двери. Но и он — не заходит в них! Поворачивает направо. Подходит к такой же почти двери, только с замками и цепочками… Где и по левую уже сторону от нас — стоит тёмно-коричневый деревянный шкаф-трюмо: с висящей и стоящей, как снаружи, так и внутри же, скорее всего, верхней одеждой и обувью. А по правую — такая же, «в цвет», тумба, но побольше и тоже, наверное, с обувью: в три ряда полок. И рядом с которой уже, по левую сторону от неё, примостился небольшой пуфик, обтянутый серой тканью… И вот под его ногами — чёрный жёсткий коврик, чтобы вытирать ноги при входе. Казалось бы… Казалось бы, кто-то предпочитает белый коврик… Вроде меня! Чтоб вытирать об меня и мной же — всё. А «кто-то» и… «Чёрный»! «Спасибо же, что ты — это ты». Но и… Однако… Однако, здравствуйте! И… Добрый вечер! День же — уже был… И что же это, на самом деле, значит? «Ты так быстро наигрался!». Повезло же… наверное.