На-вер-ное… Распахивается дверь!.. В пустой и тёмно-серый бетонный подъезд… И я снова сжимаюсь, вздрагивая! Непонятно же ещё, что хуже: холод его, ветра или того, кто сейчас держит меня, будто и вы- и отпуская, хотя совсем недавно — сам же и закрыл в комнате?.. Не говоря уж и о том, что он сам остался за порогом, а меня же — кинул, почти что и «швырнул» через него, заставив «упасть ниц» перед собой. «Перед «ним», да! Перед кем же ещё?.. Не перед собой же, т. е. мной!». Холод же, что был ранее, ничто, в сравнении с болью, которая тут же пронзила моё хилое тельце, стоило лишь шмякнуться об пол: как лепёшка напополам с мешком картошки! Какие же они все — злые. Жестокие и циничные!
Переворачиваюсь… Лишь бы более — никак не видеть его! Пытаюсь привстать, если уж и пока не встать, и слышу стук двери за спиной! Щелчок металлического замка по ту сторону двери. И… Удаляющиеся от меня, в глубину и саму же квартиру, тяжёлые шаги!..
И какой смысл отдавать годы жизни, чтобы после — слышать эту звонкую тишину в ответ и свой же адрес?..
Да… А ведь, и нисколечко не давя на жалость, я уже совсем — не та, что была раньше! «Да»!.. «Раньше» же — я ещё была милой. Была даже и… красивой. А уж и что говорить за?.. Яркой — я была! Любимой и… Любящей! А что — теперь? Теперь — я сломлена!.. Как духовно, так и физически… Выцвела и выгорела!.. И вот за что мне — всё это? В чём я таком и с кем я таким «так» же провинилась, чтобы заслужить эти подчас и ежедневные лапанья, не говоря уж и за «время», посиделки в одиночестве на холодном линолеуме?.. На холодных деревянных досках. Паркете! Ковре или сером бетонном полу!
К чёрту — всё! К чёрту — эту жизнь! Этих (не)людей и… К чёрту — меня! Я не хочу — так. Не могу — так… больше!
Резко подрываюсь… Что даже, поначалу, и изображение перед глазами плывёт в чёрно-белом свете, взрываясь ещё параллельно где-то и цветом… И несусь — в сторону улицы. В сторону — выхода!.. Подхваченная, пусть и холодным, но и потоком же ветра, свободы: из открытой или не закрытой кем-то ранее чёрной металлической входной двери подъезда, побитой временем и не «только» и обитой же поверх ещё тёмно-коричневыми досками. «Она выведет меня — на волю. А ветер — спасёт… Спасёт меня — своим же холодом! Ему ведь — не жалко… А мне — и подавно… приятно! Не совестно… Он же — не сострадает. И не сожалеет… Ему — наплевать на меня. Значит — и мне наплевать. Значит и мы — солидарны! И уж пусть лучше меня собьёт — чья-то машина!.. Больше такой пытки — я не выдержу. Просто — не вынесу… Не могу. Не смогу и… Не (за)хочу!».
А стоит пересечь «черту» и вылететь к белому, прямо-таки и слепящему после квартирно-комнатного и подъездного полумрака свету, как ветер меняет свою и одновременно мою траекторию «падения» — и бьёт уже не по касательной и подгоняя в спину, а в лицо и насквозь, отталкивая, наоборот, меня и назад. Проникая в меня… И возвращая на «своё» место! Но и я — уже не обращаю на него никакого внимания. «Он ведь всё же помог мне выбраться — и с него этого хватит! С меня — всего этого хватит! Ведь и мне — всё равно! Уже — всё равно… Я хочу — свободы! Хочу наконец-то и по-настоящему — взмыть в небеса!.. Без вечных нравоучений… И извечных же — правил! Они же все — подрезают мне крылья! Они все — пытаются меня удержать и приструнить!.. Не в этот раз! Уж лучше — в небо, чем под землю. Да! Я же — не боюсь смерти… Никогда не боялась!.. И всегда искренне — её желала. Ждала — её… Верила — в неё. И звала… И вот теперь — моя мечта точно и вся же исполнится… Моё желание — воплотится в жизнь!.. И пусть сейчас я поймала на них — саму же себя!.. Как ловили меня те. И до этого… «Пускай и… Отпускай»: так же — меня учили! Прощай… Прощай, о, грешный мир! С меня достаточно такой и «не» — (не)жизни! И с тебя же — достаточно: меня».