— Я вам скажу — почему. Потому что мы с вами оба в одинаковом положении. Я в западне, и вы тоже. Ваша западня, разумеется, весьма комфортабельная, и все же… Вам не от кого ждать пощады. Меня-то хоть вы пощадили. У вас добрая душа.
— Ерунда, — отмахнулась Алиса, но от теплой искорки, вспыхнувшей в его синих глазах, стало как-то легче, забылись свои горести. Она отвела взгляд, без видимой связи с предыдущим спросила: — Скажите, вы никогда не занимались альпинизмом? Ну, скажем, в Швейцарии, или Италии?
— Альпинизмом? Нет. И никогда не бывал на швейцарских курортах. Но по горам полазить пришлось — в Пиренеях. — Он нахмурился. — Да, это был гибельный поход. И никто не высылал спасательных партий на розыски засыпанных снегом и замерзших… А почему вы спросили?
— Просто так.
Алиса покраснела, словно ее уличили в бестактности. Со школьных лет сохранилась привычка искать убежища от постылой действительности в красивых мечтах. И в самом деле, приятно представить, как они вместе карабкаются на неприступную вершину: завывает буран, она висит над краем пропасти, но не боится, потому что второй конец веревки держат его сильные руки… Тут Алиса сообразила, что даже не знает имени этого человека.
— Вы, может, скажете, как вас зовут? А то неловко как-то. Мы культурные люди. Где вы учились французскому? — Она кивнула на томик стихов.
— Меня зовут Павил… А языку с грехом пополам научился во Франции.
— Во Франции! — У Алисы засияли глаза. — Париж, Лувр, набережная Сены с букинистами, карнавалы в Латинском квартале… Я никогда не была там, но столько мечтала о Париже!
Павил пожал плечами.
— Не знаю. Возможно, все это так и есть, но я-то видел Францию из-за колючей проволоки, и, поверьте, при таком ее созерцании она не слишком отличается от нашей дорогой Латвии.
— Откуда в ваших словах столько горечи? Как вы туда попали? Если, конечно, можно об этом спрашивать.
— Можно ли? — Павил усмехнулся. — Излишняя деликатность при данных обстоятельствах. Но это длинная история, и я не уверен, что вы все в ней поймете. Лучше не стоит…
— Ну конечно, если вам не хочется… Да, извините, я же забыла назвать свое имя.
— Алиса Квиесис? Постойте-ка, не ваш ли портрет был на обложке «Атпуты»? Одному моему товарищу в батальоне прислали с родины. Я тогда еще подумал — хорошенькая, да, наверное, пустышка. Не обижайтесь, мы тогда как раз вышли из боя и были заляпаны глиной и кровью, а вы словно только что умытая «Борзилом» и в целлофан завернутая. Ну точь-в-точь — фифочка с рекламы…
— На что тут обижаться. Но и не совсем уж я такая. Могу без передышки играть два часа в теннис и на лыжах ни от кого не отстану.
— И вы считаете, этого вполне достаточно?
— Не знаю, я ничего другого не умею. В вашей жизни, наверно, требуется гораздо больше…
За иллюминатором перекатывалась Атлантика. Где-то в глубине океана рыскала немецкая подводная лодка, гитлеровцы стояли на «товьсь» у торпедных аппаратов, глаз перископа выискивал новую жертву. Но между подлодкой и «Тобаго» легло уже много миль.
— Я так рада, что вам больше не грозит опасность, — сказала Алиса.
— То есть как?
— Теперь, раз уж немцы вас не обнаружили. Ведь вы английский агент, правда?
— А может, большевистский?
— Я серьезно говорю, а вы шутите. Откровенно говоря, я не могла вас прогнать из-за одного того, что… Мне страшно хотелось знать, кто вы такой. И теперь…
— Теперь вы это знаете?
— Да, вы сами случайно проговорились. Воевали во Франции, попали в плен, убежали из лагеря, а потом… дальше я не знаю.
— Тогда придется рассказать дальше. Потом я вернулся в Латвию и попал в плен к вам. Потому что картинка из «Атпуты» все время хранилась у меня в нагрудном кармане, у самого сердца, и не давала покоя. Потому я спрятался на «Тобаго»… У вас богатая фантазия, сударыня.
— Ирония ваша неуместна. Я должна знать, кто вы такой. Вы этого не хотите… нет, простите, вы просто меня не поняли. Для меня вы существо из другого мира, а мне важно знать, что за жизнь в этом другом мире! Хочется быть уверенной в том, что люди там другие, думают не только о своих деловых интересах. Ведь вы латыш, вас никто не заставляет воевать против немцев, и все-таки…
Алиса пробовала нащупать ответ на свой самый главный вопрос. Она была взволнована и от волнения заговорила громко.
— Говорите тише, — сказал Павил. — Наверно, вам будет не очень приятно, если узнают о моем посещении.
— Ах да… Ну конечно, — спохватилась Алиса. — Я все в облаках витаю, а вы человек разумный — думаете о делах практических. Но вам ведь больше незачем прятаться. Правда? Самым правильным было бы сейчас сказать отцу.