— Эх, кабы наша власть!
…Артур не находил покоя ни на миг. Радиоприемник молчал, но Артуру казалось, что он слышит слова диктора. И все время одни и те же: «Повторяем. В Латвии установлена власть трудящихся… Повторяем. В Латвии установлена власть трудящихся… Повторяем. В Латвии установлена власть трудящихся…» Артур треснул кулаком по аппарату. Зачем он дал слово Квиесису молчать?
Зигис рассказал ему про переживания Алисы. Теперь он знал: Алиса любит другого. Человека, жизнь которого в опасности. Этого человека можно спасти. Все зависит от Артура. Если он будет молчать, она потеряет любимого человека. Если заговорит, она потеряет судно. А он? Для него Алиса так или иначе потеряна.
Артур достал фотографию. Ту самую, что вырезал когда-то из «Атпуты». Вся в белом, с ракеткой в руке, Алиса была красива и элегантна. Именно так должна выглядеть дочка судовладельца Квиесиса. Трудно представить ее в стареньком платьице, моющей пол в убогой квартире. Каково ей будет, если господин Квиесис потеряет «Тобаго»?
Он хотел убрать портрет, но что-то мешало ему это сделать. Глаза. Ее глаза. Они смотрели на Артура с упреком. Они говорили. Но что?
Нет, он не смеет молчать. Алиса должна знать все — пусть решает сама. В его жизни от этого, во всяком случае, ничего не изменится. Все равно у него не оставалось никакой надежды. Он осторожно спрятал портрет в карман и направился к двери.
Алиса не видела, кто вошел в каюту. Она лежала, зарывшись лицом в подушку, плечи вздрагивали.
— Мадемуазель Алиса, — шепотом позвал Артур.
— Что вам надо? Уходите! — Алиса даже не подняла головы.
— Послушайте меня… Это очень важно!
— Важно? — Нельзя было понять, смеется она или плачет. — А что теперь важно?..
В этот момент судно снова качнулось, волна ударила в иллюминатор, сбила со стола стакан. Осколки разлетелись по полу.
Артур подскочил к иллюминатору, силясь закрыть его.
— Надо закрыть… В такой шторм это опасно, — бормотал он.
— Пусть! Лучше утонуть, чем…
Артур оставил иллюминатор и бросился к Алисе.
— Но его же можно спасти! Потому я и пришел… Ваш отец…
— Отец? Вы думаете, я не сделала всего… Говорила, умоляла… Вы его не знаете. До этого разговора я тоже не знала его. Только бы его пароход уцелел, только бы наживиться… хотя бы ценою жизни других…
— Ваш отец… — снова заговорил Артур.
— Нет у меня больше отца!
— Господин Квиесис просил меня не говорить… ради вас… И ради вас, Алиса, я готов на все. Но я не могу… я не могу больше молчать! Вы любите Дрезиня. Его нельзя выдавать испанцам…
— Нельзя… Чего нельзя? Почему нельзя?
— Они не имеют права высаживать Дрезиня на остров Хуана. Теперь уже не имеют права! Сегодня по радио сообщили…
— Что? Ну, говорите же!
— В Латвии установлена власть трудящихся.
— Ну и что? — не понимала Алиса.
— А судно — это все равно что часть территории Латвии, — старался, как умел, пояснить Артур. — Если там выпустили коммунистов из тюрем, то и Дрезиня должны освободить. Теперь дело за командой.
— Артур! Правда?!
Алиса вскочила, обняла радиста, уткнулась лицом ему в плечо. Произошло чудо. Чудо, о котором она мечтала все эти полные мук часы. Павил, ее Павил спасен! Ни о чем другом Алиса не могла теперь думать. Она даже не соображала, что, вставая на сторону Павила, она тем самым выступала против отца, против всей той жизни, которой она жила до сих пор, — беззаботной, обеспеченной и сытой. Ей даже не приходило в голову, что во главе с Дрезинем команда может лишить Квиесиса судна, что от следующего шага зависит не только судьба Павила, но и ее собственная. Только о Павиле думала она. Вне себя от волнения Алиса громко воскликнула:
— К матросам! Скорее к матросам!
Ночь. Шторм. И два человека, спотыкаясь, бегут по палубе. Их поминутно окатывает океанская волна, с трудом они достигают бака.
— Цепуритис! Он спасен! — кричит Алиса с порога кубрика.
Паруп еще не спал.
Вдруг он услыхал необычный шум. Прислушался. Донесся возглас: «Судно наше!» Ему стало все понятно.
Сейчас же к Свадрупу! Он подбежал к двери. Но в коридоре уже шумели матросы. Опоздал!
Паруп опустился на стул. Трясущимися руками достал из шкафчика коньяк. Бутылка — она не раз помогала скрыть его истинное лицо. Быть может, она спасет его и сейчас. Он наполнил две рюмки. Ждал — ничего другого не оставалось.
Шум в коридоре стих. Может, еще не все потеряно? Попробовать пробраться?
Паруп тихонько притворил дверь. Просунул в щель голову. Никого. Хотел выйти, но тут же отскочил назад. Однако Валлия успела заметить его.