Старушка хмурит свои кустистые брови, а я не могу сдержаться:
— Мне очень хочется сшить для вас ночной чепчик, — хитро ей подмигиваю, — ну, знаете, такой викторианский чепчик светской дамы из далекого прошлого… Так и вижу вас в длинной ночной сорочке и в премиленьком чепце с рюшечками — просто миссис Хэвишем собственной персоной.
Брови фрау Штайн еще сильнее сходятся на переносице.
— Да ладно, не хмурьтесь вы так, — беззлобно поддеваю я ее, — хотите я сошью вам слюнявчик, чтобы не пришлось повязывать полотенце во время кормления? Обещаю, вы будете выглядеть настоящей красоткой, уж я приложу все усилия.
На следующий день я берусь за дело, пуская в ход старые занавески, откопанные мной все на том же пыльном чердаке — фрау Штайн следит за моими действиями если и не опасливо, то с явным недоумением, это точно. Мне даже кажется, что ей нравится та бурная деятельность, которую я развожу в ее комнате: она больше не опрокидывает стаканы с водой и не швыряется тарелками, наверное, боится, что я пошью из ее розового покрывала целую стопку розовых же чепчиков, в которых заставлю ее щеголять перед скандинавского вида инквизитором с окладистой бородой.
Не думаю, однако, что он был бы способен оценить подобный вид женственности… О чем фрау Штайн, конечно же, известно.
4 глава
Глава 4.
Сегодня Патрик задерживается на работе дольше обычного: седьмой час, а его все нет… С беспокойством поглядываю на часы. Где он может быть? Надеюсь, с ним ничего не случилось?
Моя нервозность передается и фрау Штайн, которая отказывается от десерта и пристально следит за тем, как я мечусь по комнате, не в силах усидеть на одном месте… Шитье могло бы меня успокоить, но я всегда прячу машинку перед приходом Патрика, и у меня нет никакого желания снова ее доставать. Берусь за чтение…
Проходит еще час.
— С ним точно что-то случилось, — говорю я самой себе, в тысяча сотый раз выглядывая в окно.
Еще через час раздается звук хлопнувшей уличной калитки, приглушенное ругательство и оглушительное стаккато покатившейся по дорожке стеклянной бутылки одновременно. Я вскакиваю и несусь к входной двери…
Патрик, распластанный в позе морской звезды, лежит на лужайке перед домом и негромко горланит залихватскую пиратскую песню. Я замираю на месте… Меня словно вцементировало в верхнюю ступеньку лестницы, как садового гнома!
— Пятнадцать человек на сундук мертвеца. Ой-хо-хо, и бутылка рома! Пей, и дьявол тебя доведет до конца. Ой-хо-хо, и бутылка рома!
Я с трудом отрываю от лестницы окаменевшие было ноги и приближаюсь к упившемуся вдрызг «пирату». Склоняюсь над ним и упираю руки в бока…
— Что происходит, — грозным голосом осведомляюсь я, — ты надрался до пиратиков перед глазами? Вставай и заходи в дом, — от возмущения я забываю о субординации и перехожу на привычное мне «ты».
— Привет, Ева, — мужчина улыбается мне во все тридцать два зуба. — Как приятно снова тебя видеть, — и он тоже тыкает мне в ответ.
Я только и могу, что покачать головой.
— Уверена, соседям доставляет удовольствие учиненный тобой здесь концерт. Пожалуйста, заходи в дом!
— А я не могу, — Патрик поворачивается на бок и подкладывает руки под голову. — Мне и здесь хорошо. — А потом повышает голос: — Как же хорошо, будь трижды проклята моя чертовски отвратительная жизнь! Отвратительная, омерзительная жизнь…
— Пожалуйста, не кричи! — взмаливаюсь я, натянуто улыбаясь проходящему мимо мужичонке в голубой тенниске. Он так и светится в предвкушении скандального зрелища… — И заходи уже в дом.
— Не могу, — снова повторяет тот, прикрывая глаза. — Я и рад бы, да ноги не слушаются. И спать очень хочется… Прости. — И снова начинает горланить свою пиратскую песню…
Что мне делать? Из дома доносится грохот чего-то упавшего, и я бегу назад, мысленно молясь, чтобы это не была фрау Штайн…
Но полу снова растеклась лужа из опрокинутого ею стакана. Уф…
— Он пьяный, — отвечаю я на безмолвный вопрос старушки. — Лежит на лужайке и горланит пиратскую песню… Что мне делать? Одной мне его в дом не затащить. — Я в такой панике, что почти готова заплакать от безнадежности… — И тогда фрау Штайн тычет левой искореженной рукой в сторону опрокинутого стакана. Я ловлю ее взгляд и мгновенно понимаю, что она хочет этим сказать…
— Вы правы, именно так я и сделаю. — Снова бегу, теперь уже на кухню, и набираю полный графин ледяной воды. Ну, Патрик, берегись!