Не могла же она и в самом деле быть настолько расчетливой… Не могла, ведь правда? Я всегда полагала, что той ночью, в которую она ушла от меня, мама действовала под влиянием порыва, некоего внутреннего импульса, внезапного побуждения — такое поведение было ей свойственно! — но думать о том, что она целенаправленно спланировала бегство от меня… Это было по-настоящему больно.
И тут же одергиваю себя: о чем ты вообще думаешь? Она — то, верно, считает, что мне еще и благодарной ей следует быть: ведь не бросила же она меня в грязном туалете на вокзале или в зачуханном отеле в незнакомом мне месте… Нет, она выбрала для меня Патрика.
На этой мысли я поднимаюсь и ставлю на книжную полку два своих любимых романа: «Джейн Эйр» и «Тэсс из рода Д'Эрбервиллей».
В субботу, как и было оговорено ранее, Килиан подхватывает меня у дома около десяти.
— Ты переехала? — только и спрашивает он, подавая мне мотоциклетный шлем.
— Отсюда до работы ближе, да и платить придется меньше, — отвечаю я парню, хотя об арендной плате между нами с Патриком не было сказано ни слова. Мне, если честно, было все равно: я просто хотела жить в этой квартире, даже если она обойдется мне в целое состояние… которого у меня, конечно же, нет.
Тот понимающе хмыкает и дает по газам, оглашая нашу тихую улицу ревом своего черно — белого «монстра». Я покрепче вцепляюсь в него руками, и мы несемся по дороге в сторону Шпальта — Килиан обещал мне самое «клубнично-расклубничное» утро из всех.
И слово свое намерен сдержать…
Мы съезжаем с дороги, немного не доезжая до озера Бромбахзее, и паркуемся у небольшого деревянного домика за огороженным сеткой клубничным полем — здесь уже стоит несколько машин и люди с разномастной тарой снуют между клубничными грядками, словно суетливые муравьи.
У меня текут слюнки от предвкушения…
— Привет, Каро, мы уже здесь! — обращается мой спутник к молоденькой девушке, сидящей в домике с телефоном в руках. — Ты не против, если мы немного похулиганим в твоих владениях, о повелительница клубничного поля?
Девушка корчит уморительную мордашку, а потом протягивает мне руку:
— Привет. Меня зовут Карина и я сестра этого клоуна.
— Ева, — просто отзываюсь я, мучительно соображая, а не ожидали ли от меня чего-то вроде «Ева, девушка твоего брата». Не могли ожидать… или могли… Но я ведь не девушка Килиана, не так ли? Или это только мое чисто субъективное мнение…
— Очень приятно, Ева, — улыбается Карина, и я замечаю на ее щеке такую же ямочку, как у брата. Только такие у нее с обеих сторон. — Можете идти вон туда, — указывает она рукой куда — то вправо, — там сейчас самая спелая ягода. И вот, возьмите для вида, — она протягивает нам картонную тару для клубники. — Смотрите животы не надорвите!
Я смущенно жмусь рядом с Килианом, который посылает сестре воздушный поцелуй, а потом мы идем в указанном нам направлении.
Ягоды клубники, умытые утренней росой и подсвеченные ярким июньским солнцем, выглядят такими маняще-привлекательными, что, кажется, я никогда не смогу ими насытиться… Яркий клубничный вкус растворяется на языке, обволакивая гортань сладким, незабываемым послевкусием… Это вкуснее всего, еденного мною доныне.
В какой — то момент ловлю на себе взгляд Килиана, который так и замирает с надкусанной клубничиной в руках.
— В чем дело? — в смущении замираю я.
Он улыбается.
— У тебя клубника на губах. — И делает шаг в мою сторону… Я поспешно отираю губы и отворачиваюсь.
Думаю, это был первый раз, когда он хотел меня поцеловать…
Был и второй… По крайней мере, второй, из всех замеченных мною за день: мы как раз лежали на берегу, подставив наши бледные, еще не заласканные летним солнцем тела жарким, ляющимся с неба лучам, когда Килиан поворачивается в мою сторону и, подставив руку под голову, пристально глядит в мое лицо. Не заметить кроткую ласку этого взгляда практически невозможно, и я с наигранной невозмутимостью произношу:
— Думаю, пора ехать домой. Я проголодалась.
Не знаю, мысли о каком голоде мелькают в Килиановой голове, только взгляд его перемещается на мои губы… снова… и замирает там на мучительное для меня мгновение. Полагаю, сделай я самое минимальное движение, даже просто всколыхнись от порыва ветра волосы на моей голове — он бы потянулся и поцеловал меня. Но ветра в тот день не было, а я сама так и застыла соляным столбом, подобно Лотовой жене, покидающей милые ее сердцу Содом и Гоморру.
Килиан отвел глаза в сторону…
— Ужинать будем у нас дома — мама просила непременно привезти тебя.