Старик молча кивает.
— Неплохой парень этот Патрик, — скрипит он негромко, — только бузотер и раздолбай.
Тут уж мне становится несколько обидно за Патрика, и я выпаливаю на выдохе:
— Он говорит, вы лучший мастер в городе. Восхищается вами…
— И правильно делает: я, в отличии от него, делом занимаюсь, а не дурью маюсь на похоронной колымаге. — В голосе старика слышна скрытая обида, причины которой мне неизвестны…
— Девочка новенькая в городе, Ингольф, — обращается к мужу фрау Коль. — Она о наших склоках ничего не знает… — И уже обращаясь ко мне, добавляет: — Мы со Штайнами не то, чтобы враждуем, милая, но и не дружим это точно… Сара, мать Патрика, та еще…
— Стерва, — вставляет старик со смаком.
— Дорогой, ай-яй-яй, — стыдит его супруга, покачивая головой. — Разве ж так можно…
— Можно, коли это правда, — отрезает тот твердым голосом. — Стерва она и есть стерва, и я не виноват, коли даже родной муж не смог ее выносить… Он и так слишком долго мучился, бедняга. Мне всегда было его жаль!
Я знаю, что речь идет о некоем разладе, случившемся в прошлом, и робко интересуюсь:
— А что конкретно между вами произошло?
— Не между нами конкретно, милая, — вздыхает фрау Коль. — А между Тобиасом и Патриком… Это было как раз после развода Патриковых родителей, и как там точно дело было, сказать не берусь, только Тобиас посмеялся над Сарой, мол, от такой-рассекой…
— Стервы, — услужливо подсказал ей нужное слово ее супруг.
— … ну да, мол, от нее не только муж, но и дети скоро разбегутся. Мы тогда еще не знали про Беттину, что она тоже к отцу собралась перебраться… А Патрик возьми и заступись за мать, — она на секунду замолкает, должно быть, прокручивая в голове былые события. — Нет, само по себе это даже неплохо, — продолжает она следом, — да только Тобиасу после этого шесть швов наложили да головные боли стали его донимать…
— Головные боли его из-за другого, мать, донимали, — снова вставляет свое пышнобровый старик. — Просто негоже это быть таким раздолбаем… Ведь не дурак, вроде, а совсем без царя в голове. Жизнь свою губит ни за что ни про что…
— Патрик не такой, — невольно вырывается у меня, и я сама же себя и одергиваю: вот зачем я это сказала? Зачем… Такой он, такой и есть.
А старик уже вскидывает на меня свои пронзительные глаза под шапкой седых волос и в лоб спрашивает:
— Любишь, что ли?
От этого прямого вопроса меня так и бросает в жар, словно я в какой-то паре световых парсеков от солнечного ядра, испепеляющего мою кожу нестерпимым жаром. Молчу — сгораю. Еще чуть-чуть и такой человек, как Ева Мессинг, просто-напросто перестал бы существовать… К счастью, фрау Коль похлопывает меня по испепеленной в прах коже и произносит:
— Чего это ты девочку терзаешь, старый упрямец, — разве не видишь, у нее все на лице написано. Так и не задавай глупых вопросов! — потом сует мне в руку полотенце и заставляет протирать блюдо из-под пирога. Должно быть, хочет успокоить меня… И я протираю, тру так отчаянно, что едва ли не проделываю в блюде дыру.
Ингольф Коль между тем молча выносит стол за порог.
Вернуться до возвращения Патрика с работы нам с Линусом, не удается — не думала, что мы так задержимся. Я ведь не рассчитывала идти к Колям на поминки… Только на кладбище. И теперь подхожу к дому в тщетной надежде на то, что наше отсутствие осталось незамеченным.
Надежда тщетна, как я и думала: Патрик стоит у калитки с буравит меня гневным взглядом…
— Ты ушла и бросила маму одну, — холодно кидает он, отступая, чтобы дать нам войти.
Не знаю, что на это ответить, кроме правды… но правда тоже не вариант для меня. Его холодность напрочь лишает меня дара речи…
— Я… мы просто…
— Ты ушла и бросила маму одну, — повторяет он так невозмутимо, словно ему и дела нет до моих чувств. Может, и в самом деле нет… Не верю: здесь что-то другое. — Зачем ты пошла на эти похороны, Ева? Я тебя видел, не отпирайся.
Ох, вот, значит, где собака зарыта…
— Я и не отпираюсь. Просто…
Но Патрик обрывает меня такими словами:
— Простого здесь ничего нет, Ева. Все очень сложно, по крайней мере для меня… Что с тобой происходит? Зачем ты пришла в наш дом и перевернула его вверх тормашками? Зачем залезла мне в голову и еще дальше… Зачем, если даже не хочешь сказать мне правду…
— Какую правду? — сиплю я, перепуганная его внезапной вспышкой гнева.
— Ту самую, которая побуждает тебя идти на похороны абсолютно незнакомого человека… Откуда ты его знала? Я хочу это знать.