— Ева! — верещит моя названная сестрица, кидаясь ко мне на шею. — Как же я по тебе соскучилась. Вот жуть как, поверишь? — заглядывает в мое лицо и улыбается во все тридцать два зуба.
Она похожа на рождественскую хлопушку, яркую, шумную, оглушающую, я только и могу, что захлопать глазами да пролепетать:
— Что ты здесь делаешь, Каролина?!
— Что мы здесь делаем, — поправляет меня Луиза Гартенроут, появляясь вслед за дочерью из нашей с Патриком кухни.
Значит, никакой романтики и ужина при свечах, мелькает и уносится шальная мысль в моей голове.
— Луиза, — выдыхаю я радостным — очень надеюсь, что радостным — голосом. — Какой неожиданный сюрприз! — Я не то, чтобы не рада их видеть — просто настроилась на нечто совсем другое. — Как вы обе здесь оказались?
Каролина снова стискивает меня в объятиях и восторженным голоском сообщает:
— На моем новом личном автомобиле, вот как. Я наконец-то получила права, — и подставляет щеку для поцелуя.
Я послушно одаряю ее поздравительным поцелуем, выслушиваю целую исповедь на тему уроков вождения и гада-экзаменатора, вознамерившегося во что бы то ни стало не допустить ее до наших дорог, а потом, наконец, с искренним чувством произношу:
— Как же я рада вас видеть, словами не передать.
Женщина, заменившая мне мать, стискивает мою ладонь и понимающе улыбается.
— Мы подумали, что следует передать тебе приглашение на свадьбу Мии лично в руки. Посылать его почтой было бы странно… да и соскучились мы по тебе.
— … и чуточку волновались, — добавляет Каролина заговорщическим голосом.
Я моментально вспыхиваю, понимая, о чем сейчас пойдет речь, и как бы недоуменно произношу:
— Волновались? Вот уж не стоило, у меня все просто прекрасно.
— В самом деле? — вскидывает бровки моя неугомонная сестрица. — Что-то ты не выглядишь особо счастливой.
— Ерунда, — фыркаю с наигранной улыбкой. — Всего лишь устала. Сама знаешь: я теперь работаю в местном ателье, и работы там просто невпроворот. Обшиваем подружек невесты… — И спешу переменить тему: — Так что там с приглашением Мии, на какое число намечено важное событие?
Каролина кидается к своему рюкзачку и возвращается с белым конвертом, украшенным двумя голубками.
— Ты не поверишь, — корчит она забавную рожицу, — но это будет рождественская свадьба. Миа, как всегда, в своем репертуаре: хочет быть оригинальной во всем. — И машет конвертом перед моим носом: — Вы с Патриком в числе самых важных гостей. — У вас ведь с ним все хорошо? — осведомляется она трагическим полушепотом.
— Каролина, — зов матери вовремя отвлекает девушки от моей персоны. — Помоги с салатом, будь добра.
Я выдыхаю, стараясь взять себя в руки, и вхожу на кухню следом за убежавшей туда Каролиной.
— Патрик с Леоном поехали купить мороженого, — информирует меня Луиза, не отвлекаясь от приготовления салата, — вернутся с минуты на минуту.
— Так Леон тоже здесь? — снова удивляюсь я. — Он, должно быть, стал совсем большим.
— Выше меня ростом, — подтверждает Каролина, — однако умом не блещет, как прежде. Глупый мальчишка!
Леон — еще один приемный ребенок в семье Гартенроут, он на год младше Каролины, и сколько я себя помню, они постоянно друг друга донимают. Это беззлобные выпады, свойственные родным людям, и ребята изрядно в этом поднаторели.
— А Мия, как ее приготовления к свадьбе? — решаюсь поинтересоваться я. — Она, должно быть, все уши вам прожужжала. Помнится, она всегда мечтала о сказочном торжестве?
Свадебные разговоры, пусть даже касающиеся кого-то другого, как я вдруг понимаю, не вызывают у меня энтузиазма… Невольно вспоминается Беттина и слова самого Патрика: «Поговорим об этом позже, хорошо? Я не хочу потом всю жизнь винить себя в маминой смерти». И Каролина, как будто прочитав мои мысли, говорит:
— Ты права, Мия — это такая Мия, думаешь, почему мы с мамой сбежали из Штутгарда? Да просто потому, что выбирать цвет салфеток под цвет скатертей стало уж совсем невыносимо. — И осведомляется: — А когда вы с Патриком собираетесь пожениться?
Я ловлю на себе внимательный взгляд Луизы и с запинкой, как будто бы оправдываясь, отвечаю:
— Это сложный вопрос, Каролина… Все зависит не только от нас.
— Знаю-знаю, — упирают руки в бока девушка. — Все дело в этой старой вешалке фрау Штайн. Мама говорит, что материнский эгоцентризм страшнее ядерной бомбы…
— Каролина, — с укором произносит фрау Гартенроут, и девушка вскидывается:
— Но ты сама это говорила. Мол, пока жива эта женщина Еве с Патриком не будет покоя!