Сложное было время. Его по одной странице учебника не поймешь, не охватишь всей мощи событий, величия и сложности эпохи.
- Вернемся в настоящее? - предложил Саидов.- Обед… впрочем, что обед - ужинать пора.
- Вернемся,- охотно согласился уставший Михеев.
Списки «личного состава» монастыря не сохранились, и Саидову, выполняя задание Михеева, пришлось изрядно помыкаться, чтобы разыскать оставшихся в живых монахинь. Отчасти помогли в этом сохранившиеся в архиве Окротдела материалы 1923-1924 годов. По ним же удалось расшифровать некоторые «клички».
На свою долю Михеев оставил знакомство с самим бывшим монастырем.
Монастырь встретил его гамом ребячьих голосов, оживленной кутерьмой разнокалиберных, но одинаково одетых огольцов на просторном мощеном дворе, грязными, давно не беленными, с отбитой штукатуркой, стенами храмов, жилых корпусов и подсобных служб.
Михеев в сопровождении детдомовского завхоза, хмурого человека в старой красноармейской шинели, обошел все помещения, дотошно осмотрел собор, облазив не только алтари, приделы и притворы, но и колокольню, исходил вдоль и поперек старое заброшенное кладбище, сад, огород. Даже древнюю каменную стену, окружавшую монастырь, обошел всю кругом, внимательно осматривая, только что не обнюхивая ее. Иногда, сверяясь с записями в блокноте, подолгу присматривался к чему-то. Путаясь в длинных полах шинели и припадая на больную ногу, завхоз молча следовал за ним, бряцая связками ключей.
Михеев понял, что никакие, даже самые дотошные поиски ничего не дадут: время стерло все признаки былых тайников, хранивших монастырское добро.
- Хозяйство большое, но запущенное-вздохнув, сказал завхоз, когда они, окончив осмотр, уселись в его сводчатой комнатке с узким, похожим на бойницу, оконцем и закурили.- Денег много надо, чтоб привести все в порядок. А дают мало.
- Все же, я смотрю, что-то перестраивали, ремонтировали,- не то спрашивая, не то утверждая, заметил Михеев.
- Приходится. Изворачиваемся, как умеем.
- А не приходилось ли при этих ремонтах и перестройках находить какие-нибудь тайники с добром?
- И это было. Банку с медяками, помню, под полом в келье бывшей казначеи нашли. Ребятишки на кладбище могилу провалившуюся увидели, раскопали - а там ящик с крестиками медными да серебряными. В столовой, трапезной по-ихнему, когда дымоходы перекладывали, на нишу наткнулись. Деньги царские, кредитки, в шкатулке железной - пачками. Бумажки ребятам отдал - пусть играют. А шкатулка - вот она, вместо сейфа держу, только вот замок исправить все не могу.
Михеев с интересом посмотрел на массивную коричневую шкатулку, стоявшую на тумбочке.
- Да вот еще,- сказал завхоз, открывая шкатулку,- книжица там была. «Русские обители» называется. Тут и про нашу есть. Проглядываю иногда - любопытно. Сколько их, захребетников, в России было! Более тысячи, считай, монастырей. Больше ста тысяч дармоедов на шее народа сидело…
- А больше ничего не находили? - спросил Михеев, листая все еще хранившую запах ладана книгу.
- При мне нет. Я бы знал. Без меня, может? Слышал, раньше тут все вдоль и поперек перерыто было.
- Можно, я возьму у вас эту книгу на денек-другой?- попросил Михеев, прощаясь.
- Да хоть совсем возьмите, зачем мне она?
Вечером, перед сном, Михеев с любопытством просмотрел взятую у завхоза книгу. Чем-то невероятно далеким и диковинным повеяло на него с закапанных воском страниц.
«А ведь всего пятнадцать лет прошло!» - удивленно отметил про себя Михеев.
В книге нашел он и страничку, посвященную интересовавшему его монастырю.
Тобольский Иоанно-Введенский (в просторечии - Ивановский) монастырь был основан в первые годы открытия Сибирской митрополии, то есть еще в допетровские времена, как оплот православной церкви на языческом Севере, как штаб миссионерской деятельности. Монахи этой обители на протяжении многих лет рьяно, не гнушаясь жестокостью методов, проводили массовую «кампанию» крещения северных народностей, обращая их в православие крестом и мечом. Особенно прославился крестительским азартом десятый тобольский митрополит Филофей, основное ядро крестовой рати которого составили монахи Ивановского монастыря. В яростном ослеплении они требовали у Петра дать им право казнить неверных лютой казнью. Согласия на это не получили, но насилия чинили и без царского разрешения - «до бога высоко, до царя далеко».
Расположенный на правом берегу Иртыша, вблизи крупного города, на перепутье важных торговых дорог, монастырь год от года богател и расширялся. Но в середине XIX века он неожиданно «изменил профиль»: из мужского стал женским. Дело в том, что мужских обителей в крае развелось много, а женщинам «спасаться» от мирских соблазнов было негде.