«До 1923 года была монахиней Ивановского монастыря в Тобольске»,- гласила одна из первых строк ее жизнеописания.
Интересно, что она помнит из того времени?
Патраков позвонил, чтобы привели Теленкову.
Монашка оказалась румяной, живой, суетливой, не так уж и старой («58 лет»,- отметил про себя Патраков, заглянув в протокол), какой-то уютно-домашней и уж вовсе не испуганной, как это можно было предполагать.
- Что скажешь, батюшка? - спросила она, чинно усевшись на предложенный стул, и, привычным жестом поправив складки широкой темной юбки, приготовилась слушать.
- Да вот побеседовать хочу напослед.
- Будто все переговорено у нас с кем надо. Виновная я - судите, нет - выпускайте меня, рабу божию. О чем бы еще говорить-то?
- О монастыре хочу расспросить. Ты ведь, кажется, монашкой была?.. Ничего, что я на «ты» разговариваю?- доверительно наклонился к собеседнице Патраков.- Оба мы на возрасте, да и сама ты со мной по-простому.
Теленкова критически оглядела его редкий ежик седых волос с глубокими залысинами на лбу, резкие морщины на щеках и меж бровей, увечную левую руку с негнущимся указательным пальцем.
- Говори. Мы по-простому привыкли. А о монастыре… Была, батюшка, была. Хотела до конца дней своих в обители грехи замаливать, да вот не привел господь. В миру жить приходится.
- Остальные-то ваши монашки куда подевались?
- Кто их знает. Разбрелись по белу свету. Кого уж бог прибрал, кто у родни век доживает. А из молодых которые и замуж, прости их господи, повыскакивали. Ну да Христос им судья, пусть живут кто как хочет. Все люди, все человеки,- философски заключила она.
- И вот что еще… Анна Матвеевна - так, кажется?- сверился снова с протоколом Патраков.
- Так-то так, да не совсем. Агриппина мне имя при пострижении дано. Так, значит, и зовут меня люди. А ты - как хочешь.
- Это что же, кличка вроде?
- Зачем кличка,- обиделась Теленкова.- Это в миру фамилия, прозвище. А у нас имя божье, православное. Фамилия говорит, чей ты, какой семьи. А мы, как постриг принимаем, от мира, от семьи отрекаемся. Фамилия уж тогда нй к чему. Одно имя, да и то новое, не то, что при крещении было дано.
- Понял,- серьезно заметил Патраков.-Но не в этом дело, Анна Матвеевна… Агриппиной-то мне все же звать тебя неудобно… Хочу спросить, не встречала ли кого из знакомых монахинь?
- А что? - улыбчиво прищурилась Теленкова.-Монастырь хочешь основать? Эти, как их там… кадры понадобились?
Патраков улыбнулся, дав понять, что оценил ее юмор.
- Понадобились, Анна Матвеевна.
- Тут я тебе, батюшка, не помощница. Сам посуди, около десяти лет живу за тридевять земель от Тобольского. В глуши. Никого наших тут нет, письменным делом не занимаюсь, где мне взять?
- Слыхала, может?
- Так ведь не всякому слуху верь. Мало ли что скажут… Баяли люди, что живы Препедигна, Селафаила, Агния… Мелания и Серафима преставились. Тонька Непутевая замуж вышла. В самом Тобольском многие поныне живут.
- Фамилии их не вспомнишь?
- Где упомнить, и не знала николи. Редко кто знал. Разве что из одной деревни. Да кто в послушницах долго жил, про тех известно было.
«Вот и найди их теперь по этим кличкам!» - досадливо отметил про себя Патраков, складывая гармошкой кусок бумаги - дань давней привычке, нередко служившей для знакомых объектом шуток. Пробовал отвыкнуть - не получалось, это помогало сосредоточиться. Сложит рубчик за рубчиком, один к одному, в рифленую стопочку- думает. Не удалось - разгладит и снова складывает. А потом, когда вроде получилось, выбросит в корзину, сцепит руки в замок на столе, выставив негнущийся палец, как штык, и уж про бумажку больше не вспоминает.
- А ты ценности монастырские прятала, Анна Матвеевна?- отбросил Патраков бумажку.
Теленкову вопрос не удивил. Ответила спокойно и даже досадливо, как о чем-то надоевшем.
- Кто их не прятал… Повеление настоятельницы - как ослушаешься? И я прятала. И многие другие тоже.
- Как же вы их прятали, куда?
- Так вот и прятали, носились, как кошки с котятами, прости господи, с места на место. Там закопаем, там замуруем, а потом выкопаем, размуруем да в другое место тащим. Сами запутались после, где что захоронено. А толку - чуть. Все равно Чека все нашла.
- Считаешь - все?
- Надо думать - все. Что сама Чека не нашла, другие показали. Особливо мать-казначея постаралась. Искать сейчас - дело пропащее. Все рыто-перерыто не по одному разу.