Если и был у графа Вяземского какой-то природный талант, помимо очевидной одаренности к стихии воздуха, то это чувствовать настроение тех, кого он признавал выше себя, и идущее следом умение быстро под него перестраиваться.
— Да уж… и вправду говорят, что со стороны виднее, Ваша Светлость. Очень трудно быть объективным и честным, когда дело касается наших детей. — смиренным тоном произнёс Александр Николаевич, буравя пустоту. — Справедливости ради, я к вам не только со своими проблемами, но и с наверняка заинтересующей вас информацией.
— Удиви.
— Дело это всё, очень странное, Евгений Константинович. Помимо того, что к моему стыду Олег проиграл в Москве в карты эту безумную выходку… ко мне вчерашним днём, до визита Черногвардейцева, успели наведаться агенты ИСБ. — закончил фразу граф, пытаясь прочесть эмоции на лице Белорецкого.
Но князь в этих играх уже давно не одну собаку съел, и кроме безучастного взгляда, который мог означать всё что угодно, Вяземскому ничего не досталось.
— Предлагали защиту, предлагали помощь. В ответ, я всего лишь должен был подписать нужные бумажки, которые они собирают на мальчишку и в случае надобности выступить против него свидетелем в суде.
— А ты? — изогнул бровь князь, на этот раз демонстрируя заинтересованность.
— Конечно же согласился, Ваша Светлость. — кивнул Вяземский.
— Хорошо. Сейчас расскажешь всё подробнее, но сначала вернемся к твоему сыну. — вновь продолжая источать холод и спокойствие, вернул князь разговор к былой теме. — Во-первых, то о чём мы с тобой сегодня говорим, советую на вашем семейном собрании сыновьям пересказать. Потому как делаю замечание я вашему роду. Считай строгий выговор. Наши суровые сибирские законы тебе известны: что-то подобное повторится — и я силой своей власти лишу титула посмевшего так борзеть наглеца. И судить его будут потом, уже как простолюдина. Это ты, Саша, словом и делом уже давно доказал право на своё место в моем княжестве. А вот твои дети, пока что не хотят демонстрировать тот уровень благородства и благоразумия, что были всегда свойственны их отцу и деду. А потому рискуют потерять всё то, что имеют. Но я буду рад в них ошибаться. Тут только время покажет. Во-вторых, крайне рекомендую Олегу заняться благотворительностью в нашем крае. И чем искреннее и старательнее он окунется в этот вопрос, тем быстрее забудется весь этот позор.
— Понял, Ваша Светлость, как скажете. — тут же согласно кивнул головой граф, наконец-то позволив себе мысленно выдохнуть.
— И ещё, ты уже три раза при мне называл Алексея просто «мальчишкой», когда сам император признал за ним титул князя. — не моргая произнёс Евгений Константинович. — Тут решать, конечно, тебе самому, но советую иметь ввиду, что такое пренебрежение уже многих привело к беде.
Вернувшись в полицейский участок, я уже заранее от Кали знал о прошедших здесь проверках и случившихся изменениях. Из самого основного, полковник Ларин таинственным образом куда-то пропал. Вчерашним утром он просто не вышел на работу и на этом всё. Не было его ни дома, ни в застенках княжеской контрразведки или службы безопасности, ни ещё где-либо у своих знакомых и родственников, о которых мы успели узнать.
— О, дежурный! — мигом узнал я капитана, с которым однажды уже здесь пересекался.
— Здравствуйте… Ваша… Светлость. — быстро поднялся с места мужчина в форме. Судя по взгляду, он тоже меня узнал.
— Где полковник Ларин?
— Не могу знать, Ваша Светлость… — часто захлопал глазами офицер и странно вытаращился на меня.
— А если между нами? — оглядевшись по сторонам и вытаскивая из кармана несколько крупных купюр, заговорщически начал я.
— Ой нет-нет-нет! Что вы! Не нужно! Я честно не знаю! — моментально запричитал капитан, складывая руки крестом перед собой.
— Молодец, хоть чему-то вас здесь научили. — довольно кивнул я и добавил. — А Захаров и Малютин?
Эти два полицейских были из тех, кто прибыл по вызову на место того самого происшествия и вполне возможно, имело смысл задать пару вопросов и им.
— Этих в КСБ забрали. — моментально ответил дежурный, заметно успокоившись.
Вздохнув и молча оглядевшись по сторонам, я кивнул капитану и направился в сторону выхода. Моей «работы» здесь больше нет, и на этом, стоит полагать, историю можно считать законченной.