Раннее утро принесло в город холодный ветер, который хлестал по пустынным улицам, наполняя их приглушённым воем. Светило только начало подниматься над горизонтом, окрашивая облака бледным золотом, но его свет не добавлял тепла.
Я стоял на пороге храма, возвышавшегося посреди центральной площади, и смотрел на его сверкающий фасад. Белый камень, гладкий и будто безупречный, резко выделялся на фоне города.
Святогор молча стоял рядом, крепко сжав руки за спиной. Его взгляд был мрачным, лицо неподвижным, словно высеченным из камня. Даже он не скрывал своего недовольства. А вот Викторию я с собой брать не стал, намеренно оставив в гостинице.
— Старались, — бросил я, медленно осматривая резные колонны у входа.
— Очень старались, — пробормотал дядя, тяжело качнув головой. — Вижу руку Светлицких.
— Молодцы, красиво вышло, — продолжил я. — Тем приятнее будет отобрать.
— Размышляешь прям как уличный грабитель, — усмехнулся дядя, на секунду сменив хмурый взгляд на улыбку.
На звук наших шагов из глубины храма показалась группа людей. Лица священников в светлых рясах были суровыми и напряжёнными. Они вышли медленно, как будто надеялись, что наша тишина означает не угрозу, а возможность диалога. Главный из служителей, высокий мужчина с глубоко посаженными глазами, остановился передо мной, слегка склонив голову.
— Ваша Светлость, — начал он ровным голосом, в котором сквозила осторожность.
Я ничего не ответил, позволив ему продолжить.
— Это святое место. Построенное в согласии с властью и с благословения нашего рода, — он говорил медленно, каждое слово будто взвешивал.
— С прежней властью, — протянул я, поднимая взгляд на высокий шпиль, который тянулся к небу. — Теперь её нет.
Он растерянно замер, но его спутники, как один, напряглись. Я видел, как они переглядываются, словно надеясь на чудо, которое выведет их из этой ситуации.
— Эта земля, — продолжил я, глядя прямо на старшего, — принадлежит Черногвардейцевым. Всегда принадлежала.
— Но, Ваша Светлость… — начал он.
— У вас есть время до обеда, — отрезал я.
Тишина накрыла площадь. Даже ветер, казалось, стих, давая этим словам утвердиться в воздухе.
— До обеда, — повторил я, глядя в глаза фанатику. — Чтобы вас здесь не было.
— Это… святое место, — попытался возразить он, но его голос стал тише, слова потонули под тяжестью моего взгляда.
— Да, святое. Поэтому не оскверняйте его своим присутствием, — сказал я холодно. — Разговор окончен.
Святогор не проронил ни слова, но его взгляд был красноречивее любых слов. Дядя был готов действовать по моему приказу.
Святоша выпрямился, его губы сжались в тонкую линию. Я видел, как он борется с собой, как в нём сталкиваются страх и гордость. Но в конечном итоге страх оказался сильнее.
— Мы… покинем это место, — тихо сказал он, отводя взгляд.
Я молча повернулся, давая знак Святогору следовать за мной. Мы отошли от храма, оставив его позади, как и тех, кто только что принял решение уйти.
— Слабо держатся за свою веру, — заметил дядя, когда мы шагали прочь.
— Не веру, а власть, — машинально исправил я.
Когда мы отошли достаточно далеко, я снова оглянулся на храм.
— С самим зданием что планируешь делать? — не поворачиваясь в мою сторону, произнёс дядя.
— Людям отдам. Тут раньше нормальная церковь была. Пусть восстанавливают, — без лишних раздумий ответил я, так как давно принял это решение.
Святогор кивнул, второй раз за утро расплываясь в улыбке.
— Чего? — заинтересовался я.
— Того, — хохотнул дядя. — Подумать только: тёмный князь возвращает людям храм и традиционные ценности.
Пожилой мужчина стоял на краю двора, уверенно перехватывая топор, чтобы расколоть очередное полено. Его движения, хотя и размеренные, были точными, как у человека, привыкшего к физическому труду. Удар — и чурка треснула под острым лезвием, а его половинки с глухим стуком упали на землю. Мужчина тут же выпрямился, проведя рукавом по вспотевшему лбу, и на мгновение застыл, наслаждаясь редкой тишиной.
Внезапно воздух вокруг него стал дрожать, словно от жары, и тут же наполнился запахом гари. Мужчина напрягся, рука машинально перехватила топор, когда рядом с ним, будто из ниоткуда, появился сгусток чёрного дыма. Тёмное облако закрутилось, одновременно уплотняясь, и через мгновение перед стариком стоял высокий человек с угрюмо нахмуренным лицом и горящими глазами.
— А ну, ети её мать распедрит твою налево, сгинь, нечистый! Сгинь, сука! — на одном дыхании выдал старик, резко выставляя топор перед собой. Его голос звенел так, что казалось, дрожали ветви окружающих деревьев.
Демон поморщился, но с места не сдвинулся. Его тёмные глаза недовольно блеснули, и он хрипло произнёс:
— Угомонись, батюшка. Это ты священником был здесь раньше?
Мужчина ещё крепче сжал топор, его мускулы вздулись под плотной тканью рубахи.
— Антихрист тебе батюшка, чёрт проклятый! А ну сгинь, кому говорю! — голос старика стал ещё громче, но он сделал осторожный шаг назад, не сводя взгляда с гостя.
— В общем, князь Черногвардейцев в Темногорск вернулся. Фанатиков выгнал, — небрежно выдал новость демон, оглядывая мужчину холодным и злобным взглядом.
— Как вернулся⁈ Врёшь, падла лукавая⁈ — голос мужчины сорвался, а лицо исказилось то ли от удивления, то ли от гнева. Он медленно опустил топор, но глаза его горели напряжением.
— Жопой об косяк. Святош из церкви выгнали, говорю, — уже не скрывая раздражения, буркнул демон, скрестив руки на груди. — Коли Богу своему служить хочешь — иди забирай.
Дым снова закружился вокруг фигуры, постепенно поглощая её, пока не осталась лишь тонкая полоска чёрного дыма, которая тут же рассеялась в прохладном воздухе.
Старик стоял неподвижно, прижимая топор к себе, словно это была единственная защита от увиденного. Он глянул в сторону дороги и невольно крепко задумался, вспоминая дни былой молодости, одновременно с этим привычно перекрещиваясь.
Глава 16
В кабинете княжны Пожарской царила гнетущая тишина, нарушаемая лишь негромким тиканьем массивных часов на стене. Просторное помещение, отделанное в строгом стиле позднего классицизма, казалось, будто бы утопало в своей монументальной роскоши. Тёмные дубовые панели обшивали стены, создавая атмосферу основательности и непоколебимости. Высокие окна, затянутые плотными бордовыми шторами, пропускали лишь тусклый свет осеннего дня, из-за чего в комнате царил полумрак. Единственным источником света была старинная настольная лампа с абажуром из золотой ткани, освещающая рабочее пространство стола перед княжной.
Новый кабинет Пожарской находился на пятом этаже той же высотки — с недавних пор женщина пересмотрела свои взгляды на роскошные виды из окна в пользу более безопасных вариантов. Всё-таки выжить после падения с малой высоты одарённому было значительно проще, нежели чем после полёта с самого верха небоскрёба.
Инна Геннадьевна сидела за этим самым столом, утомлённо облокотившись на его край. Под ногтями — вытянутыми, аккуратно подпиленными и покрытыми красным лаком — светлел белоснежный лист документа, который она лениво перелистывала, даже не пытаясь вникнуть в суть. Её пронзительные светлые глаза, обычно излучающие холодную уверенность, сейчас были тусклыми. Слабая тень под веками и напряжённые линии на лбу выдавали накопившуюся усталость. Идеально гладкая причёска подчёркивала её стремление к самоконтролю, а осунувшиеся черты и строгий тёмный костюм усиливали впечатление неприступности, за которой, впрочем, скрывалась загнанная в угол женщина.
Княгиня с трудом подавила зевок, привычным движением поправляя кольцо с крупным изумрудом. Внезапный стук в дверь и последовавшее за ним резкое её открытие заставили Инну напрячься. На пороге кабинета стоял её помощник — молодой человек в безупречно выглаженном костюме. Лицо его, обычно невозмутимое, выражало тревогу.
— Ваша Светлость! Простите, вы позволите? Там по новостям…
Инна нахмурилась, слегка приподняв голову.