Я вышел из кабинета настолько ошалевший, что забыл попрощаться с личным секретарем.
Очнулся я только в гостинице. Сначала я дернулся было вызвать Сомова, но потом сообразил, что совершенно не представляю, о чем с ним говорить. И как. И тогда я вызвал Спиридонова. Он вызвался подозрительно быстро и прямо с лету, едва проявился на экране, поинтересовался:
- Привет. Есть новости?
- Есть, - сказал я.
- Ну-ну... Чего надо?
- Я пожалуй, прилечу.
- Давай, прилетай... А то может еще поработаешь? Или надо?
- Ох, надо, шеф!
- Сам ты шеф!.. Может быть сначала на Марс?
- А зачем мне на Марс?
- Свеаборг там.
- Да?.. Нет, шеф. Прилечу.
- Ну-ну... Давай, прилетай. Жду.
Когда я появился в отделе, то застал там целую группу сослуживцев с многозначительными лицами. И счел за благо сделать такое же. Воизбежание. Особенно многозначительное лицо было у Штокмана. Он поманил меня пальцем, а когда я приблизился, показал через плечо на дверь кабинета Спиридонова и поднял его вверх.
- У себя? - спросил я.
- Ждет. Только что здесь был Шатилов.
- Серьезно?
- Лично. Тебе знакома фамилия Свеаборг?
Я насторожился.
- А в чем дело?
- Два часа назад Джон радировал с Марса. Свеаборг погиб... Или.., - Штокман умолк, как будто поперхнулся. Его лицо сделалось еще многозначительнее.
- Ну, что "или"?
- Неясно. Предполагают самоубийство.
- Кто предполагает?
- Не знаю. Кто-то там предполагает, а кто именно непонятно. Шеф злой как черт. Наорал на Шатилова.
- Шеф - на Шатилова?!
- Натурально - своими ушами слышал. Ты, говорит, старый хрен, мало тебя били, а тебе все неймется. А я, говорит, тоже старый дурак... Мы тут как раз совещаемся по этому поводу.
- И к какому выводу пришли? - поинтересовался я, рассматривая многозначительные лица своих коллег.
Карпентер хмыкнул, а Сюняев поморщился и устремил взор в потолок.
- Есть мнение, что ты скоро станешь большим начальником, - сказал Карпентер задумчиво.
- Да, - подтвердил Штокман, - такое мнение имеется.
- А что думает Сюняев?
- Сюняев думает, что хрен редьки не слаще, - сказал Сюняев.
Сюняев был моим личным оппонентом в любом деле. Но ему этого было мало. Он был моим личным другом, а посему считал своим долгом при всяком удобном случае еще раз заявить широкой общественности, что по своей сути я тупой и ограниченный человек, не способный на принятие самостоятельных решений и лишенный всякой способности сделать хотя бы один логически безупречный вывод из самых тривиальных посылок. Сам Сюняев был, разумеется, тонким психологом, широким мыслителем, эрудитом и аналитиком, а плюс к тому, эстетом, знатоком лирики, поэзии, ценителем юмора и прочая, и прочая.
Я уже было собрался развернуть перед его взором панораму событий, исходом которых станет ситуация, при которой я, Гиря, крупный начальник, а он, Сюняев, - мелкий и жалкий подчиненный, постоянно третируемый и гонимый по всякому ничтожному поводу и без повода, а ко всему прочему, лишенный возможности созерцать пейзаж за окном в рабочее время, поскольку отныне его место будет возле двери и лицом к стенке, но в это время дверь кабинета Спиридонова распахнулась, на пороге появился он сам и уставился на меня так, как будто я с Луны свалился.
- А-а-а.., - протянул он, - это ты? Ты что тут делаешь?
Я растерялся.
- Да вот... Обсуждаем тут...
- Давай заходи, нечего обсуждать. А ты, Сюняев, бери Штокмана и бегом к Тараненко. Скоренько ознакомьтесь с делом и чтобы завтра же вылетали... Заходи.
Спиридонов вернулся в кабинет, где воцарился на стуле, а я задержался.
- Куда летите? - спросил я шепотом Штокмана.
- Куда, куда... На Марс, а потом еще дальше, - буркнул он в ответ. - Черт бы их всех побрал - у меня два дела на шее, а тут еще этот Свеаборг!..
- Работайте, работайте, - сказал я величественно и направился в кабинет.
- Жалкий интригашка подхалимского типа! - прошипел Сюняев мне вслед.
Спиридонов сидел за пустым столом, вытянув шею, как будто соображал, что еще он забыл сделать и о чем не распорядился. Руки он держал перед собой, переплетая пальцы на разные лады. Я тоже сел у окна и стал ждать, когда он очнется. Минуты через две он с интересом на меня взглянул и опять уставился прямо перед собой.
- Так я жду. Или ты думаешь, что я целый час буду ждать? Или как?
- Видите ли, Василий Васильевич, я думал, что вы заняты... Просто не знаю, с чего начать.
- Начни с начала. Он не знает!.. Не мальчик - девятый год пошел. Давай докладывай все по порядку.
Я доложил. При этом я старался не привносить личных впечатлений, а только сухо излагал факты и сведения, зная, что Спиридонов потом все равно десять раз переспросит на разные лады, заставит выложить, что я думаю о том или этом, что думал, по моему мнению, тот или иной подследственный и что сам я думаю о том, что думает он, Спиридонов, по этому поводу. Все это еще предстояло.
Когда я кончил, Спиридонов поднялся, прошелся по кабинету забросив руки за голову и выгнул грудь как индюк, а потом сел и произнес, как бы не имея ввиду конкретный адресат:
- Ну, вот мы и приехали.
- Куда приехали? - осторожно поинтересовался я.
- На Кудыкину гору - вот куда. Это же надо!.. А?
Я пожал плечами.
- Значит, говоришь, оба Сомовых в одном.., хе-хе, корпусе? А? Чего молчишь? Ты сам-то в это веришь?
- Я? Верю?.. А что прикажете делать? Все концы сошлись.
- Веришь? Вре-ешь! Ни черта ты не веришь. Ты подумай, как ты можешь в это верить? Это ведь просто глупость! Ну, подумай хорошенько. Как это возможно, если это невозможно никак? Все это чистое вранье и надувательство! А?
- Да нет, не похоже что-то...
- Не похоже? Ты так думаешь? А почему не похоже? Для чего не похоже? И по какому такому праву? А?
В подобной манере Спиридонов мог вести беседу хоть сутки кряду - я это наблюдал неоднократно. В это время он думал. Он перелопачивал материал, прилаживал факты к версиям, опровергал их, тут же подтверждал, ломал, крошил, дробил, растирал, подливал, замешивал и лепил новую версию, которая снова подвергалась точно такой же обработке. Мешать ему не следовало, а следовало поддакивать и не сбивать с толку.
Таких динозавров, как Спиридонов, в нашем управлении раз-два и обчелся. Его не очень любили за въедливость, очень не любили за придирчивость и стремление везде и всюду навести порядок. Многие считали, что его порядок - это беспорядок в степени самоуправства, некоторые считали его дураком, другие полагали, что он не столько дурак, сколько прикидывается, а на самом деле хитрый, бестия, как... Но я не знал ни одного сотрудника, который бы его не уважал.
Спиридонов был тем, центром, вокруг которого все вращалось. Он осуществлял в нашем секторе функцию массивного центрального тела, не позволявшего всем этим пылевым кометам, астероидам, крупным и мелким спутникам, а также планетам всех рангов разбрестись в разные стороны. А тот порядок, который соблюдался благодаря его наличию в секторе, был сродни порядку, установленному в Солнечной системе законом всемирного тяготения.
Кстати, о массивном теле, Спиридонов весил сто двадцать пять килограммов шестьсот граммов. Это я установил во время профосмотра. Жиру в нем не было ни грамма - одни мослы и мясо. Особенно хороши были руки. Две такие грабли.., как говорится, не дай бог! Я пробовал с ним бороться бесполезно. Самбо, подсечки, всякие, там, карате и дзюдо на него не действовали. Он хватал одной рукой за плечо, другой - за шею и аккуратно, укладывал на ковер. Очень так по-деловому и даже бережно. Клал и тут же помогал встать.
Спиридонов любил рассказывать всякие страшные космические истории и хвастался, что в молодости "покорял неведомые планеты" и "улетал в космические дали", не вдаваясь в детали. Уж не знаю, сколько и какие именно планеты он покорил, но известно, что именно Спиридонов командовал штурмовой группой десантников, высадившейся на один из полюсов Марса. Из группы уцелели двое - он и Шатилов.