По его собственному утверждению, Спиридонов признавал лишь шикарную жизнь и ценил шик во всем. Из спиртного отдавал предпочтение коньяку и пиву. Последнее он пил в совершенно неумеренных количествах, что, опять же по его мнению, способствовало промыванию почек (это я еще могу понять) и селезенки (чего я понять совершенно не в силах!). Любая одежда висела на Спиридонове мешком, а что до галстуков, которые он надевал для особо торжественных случаев... Где он их брал, эти свои галстуки - уму непостижимо! То какие-то обезьяны на лианах, то поддельный бриллиант на серебряном фоне, а однажды явился на торжество по поводу годовщины сектора в галстуке из натурального конского волоса сивой масти.
Он страшно любил играть в шахматы, но почти никогда ни у кого же выигрывал. Перехаживал двадцать раз за партию, но, в конце концов, зевал коня, если он сохранился, или ладью. Причем, ладью называл турой, а слона - офицером, и хоть ему кол на голове теши!
Лицо у Спиридонова было, что называется, вытесано топором, все на этом лице торчало невпопад, а одно ухо сидело выше другого, чем он страшно гордился. Стрижка завершала портрет. Создавалось впечатление, что волосины на его голове росли каждая сама по себе в своем индивидуальном направлении. Когда Спиридонов думал, каждая часть его тела занималась своим делом. Руки шарили по столу, ноги выстукивали затейливый степ, а голова оставалась неподвижна и покойна, в такие минуты Спиридонов становился похож на годовалого ребенка двухметрового роста.
Сейчас был именно такой случай. Я знал, что когда у него в голове все уляжется на свои полочки, он на несколько секунд зацепенеет, а потом уже с ним можно говорить нормально. И терпеливо ждал, расслабившись.
- Вот так... Хм... Гм, - произнес Спиридонов наконец.
Я собрался.
- А что, этот Калуца.., он что, серьезный мужик?
- Да, весьма, - подтвердил я.
- А этот, как его... Сомов, он как?
- Тоже будь здоров.
- Х-хе... Вот ведь шельмы! Как же это они так? А?
Я пожал плечами.
- Значит так. Это ты правильно оказал: концы с концами... Теперь надо понять, как, когда, кто и, самое главное, зачем. Зачем? А?
- Ума не приложу!
- А зря. Надо бы. Вот смотри: собрались, сели, полетели. Уран - брехня. Им этот Уран нужен, как собаке пятая нога. Они хотели удрать подальше, канальи! А зачем? Ясно боялись. Вдруг чего... И все семеро были в курсе. А там разные были - понял. Двоих я знал лично - Грэндсмита и Асева.
- Вы были знакомы с Асеевым?!
- А как же! Приятель. Мы с ним... Асеев - это наш кадр.
- То есть?
- Да нет, - Спиридонов поморщился. - Я с ним работал еще тогда... Серьезный мужик. И если они его уговорили, значит дело того стоило... Ладно. Летят. А тут - бах! Или трах... Скажем, метеорит, хотя, какие к черту там... Что-то, в общем, случилось. Ты слушаешь?
- Даже уши болят.
- Правильно болят... Двигатель. Или, скажем, отражатель. Сомов, конечно, полез - он главный спец. И поймал рентгены. Или, скажем, того... Мало ли... А больше у них спецов нет! Ага-а!.. Вот. И сидят, голубчики... И тогда... А что делать? Они, видите ли, изготовили ядерное устройство. Как будто это так - тяп-ляп и готово. Врут м-мерзавцы! Сомов мог, а без него - вряд ли. Ты понял?
- Не понял.
- Сейчас поймешь. Дело в том, что мы нашли тело Сомова.
- Как? Где?!
- Перед взрывом он был уже мертв. Они поместили его в скафандр высшей защиты и вытолкнули. Обряд погребения...
- А почему они его не взяли с собой?
- Да пес же их знает, дураков! А капитан "Генуи" нашел, понял? Искал - и нашел. Они в скафандре пеленг включили.
- И что?
- Около трехсот рентген - смертельная доза. Аж в темноте светился. А они потом вернулись.
- Куда вернулись?
- На "Вавилов". Свеаборг оставался там все время. Он должен был погибнуть, но не погиб.
- Что значит "должен"?
- Так взрыв же! Свеаборг пожертвовал фигуру, но, думаю, это был уже не совсем Свеаборг.
- А кто же это был?
- Как кто? Сомов, конечно. Свеаборг - навигатор и в ядерных установках ни черта не смыслит.
- Что-то я, Василий Васильевич, перестал вас понимать.
- Еще бы! Ишь, чего захотел! Ты давай не сиди, а включай свою... Работай, работай, шевели тупым концом.
Это была любимая поговорка Спиридонова.
- Я готов, но надо же иметь в виду какое-нибудь направление.
- Давай, направление... Вот представь себе, что эти... хм, шельмы научились обмениваться фигурами. Чисто умозрительно... Ибо сказано в писании... Один дух вселяется в другого, а тот - в этого. Любой, наперед заданный, в любого, наперед заданного. А?
- То есть, вы хотите сказать...
- Вот именно!
- А как?
- Без разницы. Как-нибудь. Представь себе, что это возможно. Не сиди, представляй!
Я вообразил, что вселяюсь в Спиридонова. Мне стало смешно. Он это заметил и сказал:
- Ну, знаешь, ты тоже не подарок... Так вот, скажем, группа товарищей собралась и решила попробовать. А как? Мало ли что... И тогда они летят всем скопом к Урану, а по дороге без всякого риска прыгают друг в друга, наслаждаясь ощущениями. Они рассчитывают к концу полета занять положенные им фигуры - и все шито-крыто. Но случается некоторый случай. Трах или, там, бах. Четверо гибнут, а остальные трое в такой диспозиции: Сомов в корпусе Свеаборга, Калуца в своем, а второй Сомов - в своем.
- А этот, с рентгенами?
- Этот? Этот неизвестно кто. Собственно, в свете последних предположений, это тело Сомова. А душа...
- Ладно, и что дальше?
- А дальше все как по-писаному. Двое садятся в бот, а третий - Сомов в корпусе Свеаборга - остается и устраивает взрыв, рассчитывая заодно геройски погибнуть, ибо испытывает угрызения совести. Ну, как?
- Ловко, - произнес я. - Но как-то пресновато. И чего ради им друг в друга вселяться? А кроме того, Сомов-два...
- Вот!
Спиридонов подпрыгнул на стуле. Он был чрезвычайно возбужден.
- Вот в этом все и дело. Судя по всему, в этом Сомове их скопилось целых два. Это - принципиально важно. Один да один не есть два - я так думаю. Мало того, что они производили запрещенные эксперименты, они еще и... А? Вот ведь сукины дети! Как считаешь?
- Определенно. - сказал я твердо.
- Да-а.., а этот старый дуралей собственноручно подписал... Он, видите ли, подозревал, но у него не было веских оснований... Так-так-так... А этого-то, вот того, ихнего шефа, как фамилия?
- Какого шефа?
- Ну, того... Ты же мне говорил еще, что он рекомендовал Калуцу?
- Шеффилд.
- Во! Шеффилд. Он кто? Ты его видел?
- Нет.
- Непременно увидишь! Это будет первое, что ты сделаешь после того, как я тебя турну из кабинета. Запомни, что бы я тебе потом не вешал, ты плюешь на все и едешь к Шеффилду... Интересный какой-то Шеффилд попался, прямо головастый... Придумай легенду. Скажем, ты - писатель или там, я не знаю, поэт. В общем, придумай что-нибудь.
- Но я же был в институте!
- Это неважно. Если он про тебя ничего не знает - хорошо, а если знает - еще лучше. Я полагаю, это не тот человек которому важно, кто ты есть на самою деле. Он не политик, а идейный отец. Ты ему напой, что вот, мол, ходят слухи, ах-ах.., неужели это действительно возможно? Да быть этого не может! А потом сиди и слушай. А?
- Прямо вот так?
- Ну. Сиди и нагло слушай. Поддакивай, возражай, провоцируй разговор. Как считаешь?
- По-моему, глупо.
- А и надо, чтобы глупо! Они, эти голованы, любят, чтобы им в рот смотрели... Да, по сути говоря, им и надо в рот смотреть. А кому же еще тогда в рот смотреть - мне что ли? Или Шатилову?
Спиридонов задумался на секунду, потом тряхнул головой.
- Все понял?
- Все. Почти.
- Я тебе дам почти!.. Все. Теперь сидим и аккуратненько думаем.
Это была новинка. Обычно после фразы "Все понял?" следовало: "Иди, нечего тут сидеть." А тут - думаем. Да не просто так, а аккуратненько. Интересно!..
- О чем думать будем, Василий Васильевич?