– Заварка старая жидкая, вот и пришлось много налить.
– Что же ты мне старый чай наливаешь? Завари свежий, – я отодвинул от себя чашку с обиженно звякнувшей в ней ложечкой.
Профессор послушно поднялся, поджег под чайником газ и пошел выливать заварник в туалет. Послышался звук смываемого унитаза. Судя по звуку, и с ним тоже что-то было не так. Моя левая рука лежала на колене, в то время как правая суетливо елозила по поверхности стола, нащупывая пальцами крошки, шкурки от колбасы, обходя лужицы холодного липкого чая, скользкие жирные пятна.
– Слушай, Профессор, а чего Лариса нормально относится вот к такой обстановке?
– Какой? – не понял вернувшийся Профессор.
– Ну, что ты сидишь дома, а у тебя тут срач такой, даже шкафчики не можешь повесить, элементарную мужскую работу по дому не делаешь?
– Тема, ты просто не представляешь какой объем работы мы проделали, а сколько денег угрохали на размен.., – Профессор красноречиво махнул рукой, – теперь вот без денег второй год сидим, все долги раздаем. Лариса день и ночь работает. Мы же все-таки большое дело сделали – переехали в большую квартиру. После нашей смерти все сыну и внукам достанется.
– А сын где, внуки? – совершенно искренне поинтересовался я. “Может я чего-то не знаю по поводу внуков?” – засомневался я на секунду.
– На работе, – он вздохнул.
– И внуки тоже на работе?
– Да нет, – протянул Профессор, – про внуков я так, на будущее сказал.
– Что так вздыхаешь тяжело? Он институт бросил что ли?
– Нет, закончил. Просто работа дерьмовая, по ночам в игровом клубе администратором работает, – Профессор помолчал немного, разминая сигарету в пальцах, и продолжил, печально глядя в окно, – ужас, исхудал весь, осунулся. Жалко парня.
Это его бабское “ужас, исхудал весь”, резануло ухо. Что-то с ним происходило не то, такое впечатление, что он морально надорвался с этими переездами, хотя его доля участия во всем этом процессе, я думаю, была небольшой. Конечно, сидеть без денег почти два года, занятие не самое приятное, но не смертельное. В конце концов, они приобрели хорошую квартиру, пусть пока в плачевном состоянии, но они же не просто знали, на что идут, они очень хотели этого.
– Ну, по молодости все мы занимались вредными для здоровья вещами, и ничего, живы. Это понятно.
“Такой же ботан, как и его отец. Почему не в мать пошел?” – подумал я, а вслух спросил: “Я спрашиваю, почему ты нихрена не делаешь в доме?”
– Сколько сил у Ларисы ушло на подбор вариантов, чтобы расселить эту коммуналку, – не слушая меня, продолжил Профессор, – а я паковал все, распаковывал, – он засунул под усы сигарету и прикурил от сломанной спички. Да, вот еще не до всего руки дошли. Главное, я книги все расставил по шкафам. Я же сам здесь все шкафы смонтировал. Пойдем, покажу, – Профессор встал и приглашающе, вполоборота ко мне пошел в коридор, из которого большие двойные двери вели в зал. Я с неохотой встал.
– Сейчас чайник закипит, – проговорил я немного недовольно.
– У него свисток, я услышу. Кроме того, надо минут десять подождать пока чай заварится.
“Зануда. Каким был, таким и остался”. Мне совершенно не хотелось смотреть на его книги, которые я видел уже двести раз. “Политолог – это призвание”, – всегда любил повторять он. Профессор не являлся настоящим профессором, я даже не знаю, есть ли у него какое-нибудь научное звание. Мы его еще в школе так прозвали за хорошую учебу и за то, что он всегда давал списывать. Он сейчас, да и вообще всю свою трудовую жизнь, работал на кафедре философии в одном техническом ВУЗе. По нескольку часов в неделю преподает первокурсникам политологию, параллельно занимаясь написанием книги по каким-то философско-политическим вопросам. Эта книга должна стать основой для его докторской диссертации. Студенты, далекие от гуманитарных проблем и мыслей, совершенно с оловянными глазами сидят на его лекциях, и то только те, которые не спят в этот момент. Профессор с пониманием относится к слабостям молодых людей и обычно ставит всем зачеты только за то, что они присутствовали на более чем половине его лекций. Изучая физику, математику, химию, а затем механику, сопромат и технологические процессы чего-то там, сложно проникнуться важностью вопросов устройства государства и его политической системы и уж совсем невозможно разобраться в философских категориях какого-нибудь Канта или, прости господи, Фейербаха. Вот чего Профессор не выносит, так это когда на зачет вчерашние школьники приходят нетрезвые. Случалось это, правда, всего несколько раз, по его словам. Последствия для таких студентов оказывались самые печальные. Профессор тут же выгонял их, и они потом долго, уже много раз пожалевшие о содеянном и раскаявшиеся, ходили и клянчили у него зачет. Кстати, именно эти студенты в итоге лучше всего знали его предмет.