– Я долго ее добивался, помнишь? Хотя нет, откуда тебе помнить, мы тогда с тобой почти не общались, да я вообще с кем бы то ни было тогда мало общался, все время убивал на Маринку. Все добивался ее, – саркастически сказал я и тоже помахал рукой в пространстве, разгоняя уже начавший слоиться табачный дым. – Все забросил, бегал за ней, как бобик на веревочке.
– Это с каждым бывает, – философски заметил Профессор. – В этом нет ничего позорного или необыкновенного. Обычный вынос мозга гормонами, дружище. – Он похлопал меня по руке. – Давай лучше накатим еще по одной.
– Категорически поддерживаю, – согласился я.
Помолчали. Опять закурили. Сумерки за окном сгущались, отчего уютная лампа под розовым абажуром разгоралась все ярче.
– Я все больше уверяюсь в том, что человек лишь орудие Господне, – вдруг произнес Профессор.
В наступивших сумерках это прозвучало загадочно. Повеяло мистицизмом.
– Посмотри, какие провидческие, потусторонние тексты выдавал все тот же БГ в восьмидесятые, и какие у него сейчас не вдохновленные тексты. Через нас идет поток информации, который мы не можем контролировать, мы лишь удобные ретрансляторы. Даже не удобные, не правильно сказал, а достоверные. Когда мы говорим про те чувства, которые переживаем, то наши слова приобретают достоверность, настоящесть. Чем дольше мы страдаем, тем дольше мы являемся открытым каналом для ретрансляции.
– Ты последнего БГ вообще слушал? Терпеть не могу, когда по части, делают вывод об общем и обставляют это умными словами, – я раздраженно хлопнул ладонью по столу. – Сплошные шерлокохолмсы вокруг какие-то. С какого ты решил, что у него ничего хорошего сейчас нет?
Профессор обожал ранний “Аквариум”, это у него связано с первой и единственной любовью, с его Ларисой, или как он ее тепло называет “Ларой”. Я руку могу дать на отсечение, что он ни фига из современного БГ не слушал, а теперь втирает мне с умным видом о его сегодняшнем никчемном творчестве.
– Если бы у него было что-то стоящее, то я бы обязательно это услышал, – Профессор упрямо смотрел на меня. – Но сейчас не об этом.
Безнадежно махнув рукой, я понял, что Профессор начал пренебрегать логикой, а это верный знак – спорить с ним в таком состоянии бесполезно. Разлив остатки коньяка по рюмкам, я поставил бутылку на пол и приготовился слушать закусившего удила Профессора.
– Эманация воли от единого потустороннего источника – Бога через ретрансляторы для его осуществления здесь – вот, собственно, механика и цель нашего мироздания. Каждый человек, являясь уникальным, реагирует и фокусирует только определенные волевые посылы, близкие ему. Таким образом, все человечество является детерминированным набором волевых ретрансляторов, которые здесь создают полифонию Божественной воли. Схожие, скажем так, по восприятию трансляции определенной частоты воли люди, вступая в резонанс, усиливают определенный волевой посыл и реализуют некие процессы, которые, в конечном итоге, каждый по-своему двигает прогресс в сторону главной цели.
– Короче, это люди, что ли должны стать Богом?
– Да. В конечном итоге должна сложиться Божественная мелодия, и человечество станет не ретранслятором эманации потусторонней воли, а самой Волей. Созидающей и бесконечной.
Мы снова немного помолчали. Кран, не обращая внимания на нас, усердно капал. Я направил к нему волевой посыл, но вода по-прежнему равномерно и равнодушно крупными каплями срывалась вниз и с веселым звуком “кап” разбивалась о тонкое железо мойки, разлеталась в стороны, чтобы потом опять собраться вместе и тонкой струйкой стечь в желто-черное жерло слива. Я встал, прикрутил кран, затем достал сигареты и закурил. Пустая бутылка коньяка, нерешительно выглядывающая из-за ножки стола, прозрачно намекала на добавку. Но пить мне больше не хотелось. На какое-то мгновение мне даже показалось, что измена жены, развод, угроза лишения квартиры – вопросы настолько мелкие, совсем глупые и ничтожные по сравнению с проблемой эманации Божественной воли. Именно за этим эффектом я и приезжал. На дне души в лужице удовлетворения копошилась простая мысль: “Все правильно сделал: пусть теперь Маринка кувыркается с голой жопой со своим отделочником, и дочку неблагодарную поднимает”. Мне полегчало, и захотелось чаю, но надо было уже ехать.
– Поеду, поиграю с мужиками в хоккей.
От удовольствия, что сейчас вот заеду на каток и погоняю шайбу с приятелями, на душе стало еще теплее.