На следующий день после смерти Севастьянова, по малолюдному в теплую июньскую субботу Екатеринбургу рыскали десятки жаждущих заслужить благодарность Колмакова крепких молодых людей. Ближе к вечеру в затонированных машинах с орущим во всю мощь бюджетных колонок шансоном, один за другим прозвенели телефоны. Они отследили убийцу дяди Миши, все понимали, чего от своих бойцов ждёт Колмаков.
Молодые люди продолжали стекаться в дендрарий из наспех припаркованных со всех сторон машин. Некоторые шли налегке, но большинство вооружалось битами и монтировками. У каждого второго из оттопыренных карманов торчали кастеты, отвертки и другой вспомогательный инвентарь.
Ждать было нечего. Первым же движением Шац ударил в лицо ощерившегося Колмакова. Костяшки кулака попали в верхнюю губу. Юра откинулся назад и взвыл. И без того болезненный удар, скорее всего, стоил ему передних зубов. Внимание Вадима Ароновича уже давно переключилось с поверженного второй раз за сутки Колмакова, он вступил в бесперспективную стычку с набросившимися бойцами.
Многие молодые парни, пришедшие с Колмаковым, прошли секции единоборств, они впитали в себя простые истины о превосходстве силы и жаждали быстрой наживы. Им отчаянно не повезло родиться в конце девяностых, ведь во время их расцвета в стране и бизнесе перестала цениться сила и физическая мощь. Давным-давно поделенные рынки и окрепшее государство закрыли дорогу молодым. Колмаков обещал всё изменить и первой жертвой нового порядка суждено стать убийце легендарного дяди Миши.
Бойцы нападали волнами, но лёгкая добыча неожиданно успешно и упорно сопротивлялась. Вадим Аронович бил короткими ударами, метил в горло, глаза и пах. Он уворачивался от появившихся ножей, уходил от захватов и пытался продвинуться в сторону улицы Мира, надеясь добраться до выхода. Шац действовал просто и экономно. Лаконичные движения без какой-либо эстетики эффективно укладывали на землю наседающих противников, он действовал агрессивно, рывками смещался в стороны, раскачивая нестройные ряды противников.
Конечно, несмотря на навыки рукопашного боя, Шац был обречен. Его обступили гурьбой и повалили. Сгруппировавшийся Вадим Аронович молча принимал тяжёлые удары. Шаца пинали с остервенением, расталкивая друг друга. Всем хотелось поучаствовать в благородной мести, особенно оклемавшимся, поверженным первыми, бойцам.
***
Мимо Нурлана пробегали всё новые и новые бойцы. Они бросали машины на обочинах, торопились успеть поучаствовать в таких редких в наших дни разборках. Кирилл, закинув рюкзак за спину, рвался на помощь. Нурлану пришлось держать его за лямку сумки и втолковывать о бесполезности вмешательства. Так или иначе, Шац работал на Севастьянова и пусть он не участвовал в криминальных делах, правила игры в большой «семье» дяди Миши были известны всем. Нурлану с Кириллом нужно было срочно убираться с этой улицы.
Дендрарий оглушили сирены. Три полицейских УАЗика промчались прямиком в парк с улицы Мира. За ними с включенными маячками проплыли два форда. Избиение мгновенно прекратилось. Высыпавшие из УАЗиков сотрудники ППС многозначительно выставили вперед автоматы. Несмотря на численный противовес армии Колмакова, нагрянувшие полицейские оттеснили вооруженных холодным оружием бойцов. Выбежавшие из фордов офицеры размахивали пистолетами и требовали разойтись. Толпа замерла в нерешительности. Одно не осторожное слово или резкое движение могло начать бойню.
– Мы заберем только его, – один из полицейских луженой глоткой орал на весь парк без мегафона. – Только его!
Двое патрульных помогли встать Вадиму Ароновичу. Шаца отвели в один из полицейских фордов и сотрудники росгвардии, не спуская с толпы оружия медленно расселись по своим машинам. Колонна служебных автомобилей в обратном порядке покинула парк и умчалась в сторону ближайшего РОВД. Бойцы Колмакова разочарованно переговаривались.
– Чёрт с ним, достанем по ту сторону, – резюмировал Юра, вытирая ладонью окровавленный рот.
***
– Что же вы, Вадим Аронович, забыли в парке? После тройного то убийства, – вкрадчиво поинтересовался офицер, разместившийся с Шацем на заднем сиденье.
– Гулял, – ответил Шац, ощупывая голову. Тело ломило, но больше всего болела голова, несколько ударов чем-то тяжёлым он все-таки пропустил.