Выбрать главу

Алексей Геннадьевич хотел отправиться навстречу Диме. От волнения он не ощущал никакого аппетита, но Армеев никуда не торопился. Пришлось смириться и делить с хозяином утреннюю трапезу. Степан надел футболку и накинул куртку. Синоптики не обманули. На Урале стало холодно, на горизонте появились тучи. Алексея Геннадьевича грел предусмотрительно взятый с собой пуловер. На голове привычно красовалась красная бейсболка.

Серебряков сел напротив открытой пристройки. Пустой дверной проем щедро освещался солнцем. Алексей Геннадьевич отчетливо разглядел сваленные кучей таблички и памятные доски. Он знал, что на них написано, постарался быстро отвести взгляд. Однако Армеев заметил паузу.

– Ну а куда мне было их деть? По всему городу ведь поснимали сволочи.

Армеев сжал кулаки и навалился на столешницу. Моментально раскрасневшееся лицо Степана приблизилось к Серебрякову. Алексей Геннадьевич перестал дышать. Он уже знал это настроение Армеева.

– В этом сраном городе каждый второй, слышишь, Алексей, каждый второй отцу должен. Он всех знал, каждому помог. Они нацепили таблички, дали бумажку, – Армеев засипел и откашлялся. – Бумажку эту. Почётный гражданин. Я не успевал на собраниях выступать. А потом что? Какой-то упырь написал книжонку и что они? Они его прокляли. И меня прокляли вместе с ним.

– Может уехать тебе, Степан? – осторожно спросил Серебряков.

– Я думал, – Армеев откинулся и как-то резко обмяк, подобрел. – Но потом появился ты. Куда ж я уеду теперь, когда они все тут передо мной. Хочу – журналюгу, прощелыгу этого, сволочь, размажу. Захочу – бабку ту, что пацана моего затоптала, на крюк подвешу. Нет, теперь мне здесь нужно оставаться. Да и дом, могилки, семья… Невестки обе опять-таки как почки по весне набухли, скоро приплод ждать.

Серебряков вспомнил мясоперерабатывающий цех – собственность и любимое место развлечений Армеева. Сильный Степан мог скрутить и удерживать даже взрослого мужика, а уж немощную крикливую бабку… Бесконечные крюки, пилы… Даже по меркам опытного Алексея Геннадьевича это было чересчур. Хорошо, что Армеев зависел от него, но отчаянно опасно, что Степан был неуправляем в своем гневе.

Алексей Геннадьевич всегда относился к своим Клиентам с интересом и даже странной любовью. Он изучал их. Наблюдал. Большинство Клиентов начинает с малого. Они осторожно пробуют, сомневаются. Жестокость набирает оборот постепенно и даже потом, когда человек раскрывается, они прикрываются мыслью об игре, о нереальности происходящего. Армеев же был страшен сразу. Он поражал жестокостью и напором, ему было тяжело остановиться. Степан требовал всё новых и новых сессий.

В каких пропорциях в людях заложена жестокость Серебряков не знал. Он познакомился с Армеевым недавно, и Степан уже был озверевшим. Хотя так было далеко не всегда, об этом говорило мимолетное общение с старожилами Шеломенцево. Серебряков ещё раз посмотрел в открытый дверной проем подсобки. Отбившись от остальных артефактов, на полу лежал барельеф с именем и высеченным лицом. Такой же как на кладбище. Армеев Виктор Андреевич. Волевое лицо. Строгий взгляд. У Степана были сложные гены.

***

Степан Армеев родился в семидесятом. Большая семья, счастливое советское детство. Младший Армеев почти не болел, с ранних лет был приучен к труду и скромности. Даже повзрослев, начав собственный бизнес и заработав солидный капитал, Степан оставался в меру аскетичным, достаточно щедрым на деньги и эмоции. Он был прохладен к путешествиям, мало выезжал из города и сосредоточился на семье, соседях, горожанах. Несомненно, статус закрытого города накладывал свой отпечаток на кругозор Армеева. Вполне сносное снабжение города слабо компенсировало затворничество. Будущее Шеломенцево варилось в собственном соку, рождало и раздувало локальные легенды, воспевала местных героев. В какой-то момент главным, а то и единственным героем города стал отец Степана – Виктор.

Армеев Виктор Андреевич появился в Шеломенцево в начале пятидесятых. Прибыл без фанфар, в колонне осужденных. Один из многих. Высокий и широкоплечий, ещё в общем-то молодой человек. Потрепанная одежда, впалые живот и щёки. Горящий суровый взгляд. Армеева выслали вслед за Игнатьевым. Именно он, Николай Борисович, был настоящей звездой эшелона. И хотя Игнатьев умер ещё до рождения Степана, в семье Армеевых о Николае Борисовиче вспоминали с благодарностью. Считалось что он спас отца.