***
Много деталей о Шеломенцево Серебряков узнал от одного из своих первых Клиентов в Екатеринбурге – Артёма Мельника.
– Сюда приехали москвичи, – Артём сплюнул. То ли скопилась слюна, то ли реакция на слово «москвич». – Журналисты. Хотели зазвать местных на шоу, но Степан их отметелил.
Артём искренне рассмеялся. Он вывел Серебрякова на Степана, предложил помощь в вербовке. Историю Шеломенцево он знал от родственников и соседей. Сам Артём сбежал из города в начале двухтысячных, какая-то тёмная история с муниципальным тендером.
– Избил? – решил внести ясность в терминологию Алексей Геннадьевич.
– Ну да, – продолжил Артём. – Для него это очень личное. Можно понять. Москвичи предлагали гонорары, хотели сделать громкую историю. Малахов там или кто ещё, не знаю. В принципе, конечно, интересно. Армеева старшего тут почти на руках носили, фронтовик, ветеран, несправедливо осужденный. А оказалось…
– А что именно оказалось? – перебил Серебряков.
– Слушай, я читал только в интернете, сам особо не вникал. Был такой человек, звался Виктором Армеевым. Красная армия наступала, один из охранников в лагере уж очень похож был на этого Армеева, а военнопленные были с документами. Нехитрая комбинация, как мне кажется. Убиваешь заключенного, прикрываешься его документами. Охранника этого Витязем звали. Похоже он тут у нас и спасал больницу. Сюрприз.
«Витязя» звали Романом Стецько. Эту информацию Серебряков прочитал позже. Аргументированный, полный ссылок и беспристрастного повествования документ находился в открытом доступе. Стецько и правда успел послужить в Красной армии, но был пленен в Крыму через год с начала войны. Он сразу пошёл в добровольные помощники, какое-то время отработал хиви, затем прошёл курс обучения и принес присягу СС. На фронт его не пускали. Роман Стецько занимался зачисткой немецкого тыла. Проявлял себя бесстрашным и хитрым человеком. Закончил службу в охране лагерей, оказался старательным и небрезгливым. Прозвище «Витязь» получил за богатырские силу и габариты.
– Степан психовал, – продолжал Артём. – Ему говорили остыть, все были в шоке, но никто не собирался линчевать самих Армеевых. Город замер, интерес, конечно, был. Особенно у молодёжи. Выуживали всякие подробности. Казни, истязания. Нет чтобы просто на нацистов работать, так он ведь старался похоже. Ну да не суть. В принципе почти уладили вопрос, но тут мать Степана отчебучила. Эта Анна Игнатьевна странная, ей-богу. До неё добрался какой-то прощелыга, из местных журналистов. Начал давить, бумажки, распечатанные принес, со зверствами, значит. Анна Игнатьевна и заявила, мол мы на этой войне не воевали, вот не нам и решать кто и как выживал. За дорогим супругом вины не видит, все жертвы не его и прочее. Признала по сути, за стариком службу фашистам, но, типа, без отягчающих. Ну тут и началось. Степан с мэрского кресла слетел, именные таблички ему со всего города снесли. Ему бы посидеть чуток в тишине, народ ведь неоднозначно ко всему этому относился, добро то тоже помнят. Но Степан на «Бессмертный полк» припёрся.
– Это когда колонна идёт с портретами воевавших предков? – уточнил Серебряков.
– Ну. У него младший сын уж очень патриотичный парнишка получился. Пацану одиннадцать лет, а он чуть не главный активист в городе. Не мог пропустить шествие, ну и пришёл с плакатиком деда. Мальцу и не объяснили, наверное, открывшиеся новости. Короче, пошла колонна, идут и Армеевы. Настроение у всех хорошее, праздник как никак. Но одна тётка вредная в колонне Степана опознала, ор подняла. Степан нет чтобы уйти, он орать в ответ, народ столпился, заволновался. Армеев мужик здоровый, но не терминатор же. Началась толкучка, мальчишку затоптали.
– Насмерть? – ахнул Алексей Геннадьевич.
– Да, – Артём впервые за разговор погрустнел. – Несчастный случай, конечно. Он у него мелковатый был, хиленький. Самого Степана говорят впятером держали, пока полиция не приехала, – Артем помолчал. – Теперь понимаешь, почему тебе его рекомендую?
– Да, мне есть что ему предложить.
Глава 21
День четвертый. Понедельник. Екатеринбург.
Кирилла запихнули в белый фургон. Какая-то иностранная машина. Высокая, видавшая виды. Боковая дверь открывалась в влево, мягко откатывалась. Оператора сильно толкнули в спину, он упал ничком, ударился носом. Резкая боль спровоцировала обильные слёзы, хотелось почесать нос, чихнуть. Сверху мешком забросили Валерию. Лера охнула и откатилась в бок. За две-три секунды дверь прошла по направляющим и захлопнулась. В кузове автомобиля стало темно. Никакого источника света. Голый жестяной пол. Кирилл перевернулся на спину и попробовал сесть. Принять более удобную позу получилось со второго раза. Сидя на заднице и отталкиваясь ногами, Плеханов подполз к стенке фургона. Облокотился спиной на прохладный рифлёный металл. Рядом села Валерия. Он слышал сбившееся дыхание девушки. Она должна быть безмерно напугана. Кирилл попытался ободряюще промычать. Перевязанный тряпкой рот не давал говорить.