Татьяна Александровна дёрнулась. Одновременно Ярослава настиг звук выстрела. Женщина опустила взгляд. На груди расплывалось пятнышко крови. Татьяну Александровну мотнуло ещё раз. Очередная звуковая волна. На груди появилось ещё один кровавый развод. Татьяна Александровна подняла удивлённый взгляд на Ярослава. Она рухнула так ничего и не сказав. Ярослав обернулся. Из-за ближайших кустов через дорогу ковылял Шац с винтовкой на перевес. Его движение прикрывал конвойный с автоматом.
***
Бочарников оставил Шаца и Кирилла Плеханова на попечении конвойного. Вышедший молодцом из перестрелки молодой полицейский совершенно растерялся, не понимая где враги, а где союзники. Очень пригодились многочисленные удостоверения Бочарникова. Конвойный отдал честь, хотя Ярослав даже не посмотрел какую именно «ксиву» сунул под нос полицейскому.
Раненый в ногу Шац пытался расшевелить Кирилла. Время поджимало. Бочарников и сам чувствовал нарастающую слабость. Ярослав проинструктировал Шаца и забрал терминал. Пистолет пришлось убирать за пояс.
Ярослав оставил мелкокалиберную берданку, которой Вадим Аронович выбил жизнь из Татьяны Александровны. Оружие было не точное, могло дать осечку, да и отсутствие руки мешало нормально целиться, управляться с тяжелым оружием. Оставалось положиться на пистолет.
Как любой математик Серебряков любил уравнения. Ярослав хотел показать этому циничному человеку свою собственную задачку. Он подкрался к РОВД сделав серьезный крюк. На крыльце скучал Серебряков. Охранявший его полицейский разговаривал по телефону. Судя по интонации, охранника била истерика. Он пытался уговорить кого-то прийти на помощь сбиваясь с крика на мольбы. Полицейский потерял бдительность. Тем лучше для Ярослава.
Полицейского на крыльце Бочарников убрал из уравнения одиночным выстрелом. Ему пришлось засунуть оружие за пояс, чтобы взять в единственную руку терминал.
– Дима!
Испугавшийся выстрела Серебряков подпрыгнул от радости при виде соратника. Терминал в руке пришедшего на помощь «Димы» заставил Алексея Геннадьевича аплодировать.
– Что с рукой?
Серебряков спросил мимоходом, он уже установил дипломат на крыльце, откинул крышку и любовался работающим экраном терминала.
– Несчастный случай.
Ярослав положил правую руку на рукоять пистолета, следя за каждым движением Серебрякова. Алексей Геннадьевич не обращал на него внимания. Он вскочил на ноги, подхватил слетевшую от удара Армеева красную бейсболку, и побежал за валяющимся на земле рюкзаком Плеханова. Сорок метров туда, сорок метров обратно, уже медленнее, разглядывая на ходу содержимое.
– Ещё и оборудование Плеханова, – воскликнул Серебряков. – Не знаю, как его использовать, но лишним не будет. Обязательно расскажу тебе про терминалы. Только напомни. Ты молодец, Дима!
Серебряков наконец поднял глаза. Ярослав выстрелил два раза. Убрал пистолет. Спустился с крыльца. Подтащил к Алексею Геннадьевичу терминал и сел на землю рядом. Снова достал пистолет.
– А я знаю. Про терминалы, знаю. Не как ты, конечно. Ничего, что я перешёл на «ты»? Просто не хочется «выкать» такой мрази.
– Дима? – с обидой в голосе просипел Серебряков.
– Меня, кстати вербовали как Оператора, – как ни в чем не бывало продолжил Ярослав. – Да. Два года назад. Но я убил Клиента. Первая же сессия, такой конфуз! Я не жалею, он сам заслужил. Редкостная сволочь. Даже не буду вдаваться в подробности, ты же наверняка насильников насмотрелся? Вот. Я видимо эмоционально неустойчивый. В общем никудышный Оператор. Но оказался хорошим Ликвидатором. Мне понравилась работа. Ликвидирую мерзавцев, а за это ещё и платят. Больно? – Бочарников не без удовольствия смотрел на скрючившегося Серебрякова. – Меня направили сюда месяц назад. Для тебя я Дмитрий Торопин, наемник, боевик, верный помощник.
– Красивая комбинация, – Алексей Геннадьевич постанывал от боли.
– Твой прокол был с Шулевым, если интересно, конечно. Какие-то странные сессии в заштатном городишке. Я начал с Армеева. Две недели, чтобы пообтереться тут. Потом вычислил тебя. Нанялся, убедил в своей полезности. И вот мы здесь. Вдвоем.
– Почему сразу не убил?
– Приказ был разобраться. Ты же терминалом не светил, ясности в планах твоих не было. Даже когда сессии по всему миру обрушил, мы точно уверены не были. Короче говоря, пришлось у тебя на побегушках поноситься. Пакости всякие выполнять. Почти привык, неприятное чувство. Но теперь ты умираешь. Считай я уволился.
– Я насмотрелся на смерть, не страшно.
– Да, ладно! Ты хочешь жить. Очень хочешь.