– Когда ловишь убийцу, госпожа Мелих, – ответил Баусен, – приходится мириться с мелкими неудобствами.
– Ваше мнение, комиссар? – спросил Крэйкшанк. – Так сказать, с глазу на глаз.
– Тут восемь глаз, если я правильно считаю, – ответил Ван Вейтерен. – У меня нет никакого мнения.
– Этот самый Баусен производит впечатление человека на своем месте, – сказал Мюллер. – Как вы думаете, сотрудничество с ним пойдет хорошо?
– Можете быть уверены на все сто, – проговорил Ван Вейтерен.
– У вас есть какие-нибудь зацепки?
– Да, напишите, что есть.
– Но на самом деле у вас их нет?
– Этого я не говорил.
– Когда в последний раз у вас было нераскрытое дело? – спросил Крэйкшанк.
– Шесть лет назад.
– Что это была за история? – с любопытством спросил фотограф.
– Дело Г. – Ван Вейтерен перестал жевать и посмотрел в окно.
– Да, точно, – кивнул Крэйкшанк, – я писал об этом. Две только что вошедшие молодые дамы намеревались присесть за соседний столик, но Мюллер жестом отогнал их.
– Вам лучше сесть вон там, в уголке, – сказал он. – Здесь такой ужасный запах.
– Так что, – вернулся к теме Крэйкшанк, – мы имеем дело с маньяком или убийства запланированы?
– А кто сказал, что маньяки не планируют? – возразил Ван Вейтерен.
– Есть ли связь между жертвами?
– Да.
– Какая же?
– …
– Откуда вы знаете?
– Передайте, пожалуйста, булочку.
– Сюда прибудут еще какие-нибудь высокопоставленные лица?
– Если потребуется.
– Вам приходилось раньше иметь дело с убийцами, которые орудуют топором? – снова попытался вступить в разговор фотограф.
– Я кое-что знаю об убийцах, – проговорил Ван Вейтерен, – и все они прекрасно осведомлены о том, как действует топор… Кстати, ваши газеты вас надолго откомандировали? На полгода?
– Ха-за, – засмеялся Мюллер. – Думаю, на пару дней, не больше. Разумеется, если это не повторится.
– Повторится, но не так скоро.
– Откуда вы знаете?
– Спасибо за кофе, – сказал Ван Вейтерен и поднялся. – Боюсь, мне придется сейчас вас покинуть. Не сидите слишком долго по ночам и не пишите глупостей.
– Да разве мы когда-нибудь писали глупости? – воскликнул Крэйкшанк.
– Какого черта мы здесь делаем? – спросил фотограф, когда журналисты остались одни.
«Какого черта я здесь делаю?» – подумал Ван Вейтерен, садясь на пассажирское сиденье рядом с полицмейстером Баусеном.
– Зрелище не самое аппетитное, – сказал Баусен. – Я, пожалуй, останусь здесь, займусь планированием.
Ван Вейтерен последовал за хромым судмедэкспертом.
– Мэритц, – представился тот, когда они вошли в помещение. – Моя фамилия Мэритц. На самом деле я работаю в Оствердингене, но раз в неделю бываю здесь. А сейчас выходит даже чаще.
Он выкатил из холодильной камеры тележку и широким жестом скинул покрывало. Ван Вейтерен вспомнил слова Рейнхарда.
Есть только одна профессия – матадор. Все остальное – суррогаты и жалкое подобие.
Баусен, вне всяких сомнений, был прав. Если Эрнст Симмель и при жизни не отличался красотой, то Палач с Мэритцем довершили ситуацию. Симмель лежал на животе, и по причинам, до конца Ван Вейтерену непонятным – видимо, из соображений наглядности, – Мэритц положил голову под прямым углом к шее.
– Удар нанесен умелой рукой, тут ничего не скажешь, – проговорил он, тыча в рану шариковой ручкой.
– Умелой рукой? – переспросил Ван Вейтерен.
– Взгляните сюда! – Мэритц показал ему рентгеновский снимок. – Это Эггерс… обратите внимание на угол, под которым нанесен удар! Разница не более чем в два-три градуса. Кстати, раны одной глубины.
Ван Вейтерен разглядывал изображение белых позвонков на черном фоне.
– Удар нанесен сверху, справа налево, наискосок…
– Правша? – спросил Ван Вейтерен.
– Может быть. Или левша, играющий в бадминтон или теннис. Привыкший отбивать удар с обратной стороны ладони, если вы меня понимаете…
– Я сам играю три раза в неделю, – буркнул Ван Вейтерен.
Кто только что говорил о теннисных мячах?
Мэритц кивнул и сдвинул очки на лоб.
– Орудие то же? – спросил Ван Вейтерен. – Пожалуйста, уберите ручку от горла!
Патологоанатом вытер ручку о свой белый халат и засунул в нагрудный карман.
– Стопроцентно! – воскликнул он. – Возьмусь даже утверждать, что я готов его описать – топор с очень острым лезвием, вне всяких сомнений, специально заточенным. Шесть сантиметров в ширину и, думаю, довольно длинное. Сантиметров пятнадцать, может, больше.
– Откуда вы знаете?
– В обоих случаях острие вошло на одну и ту же глубину – дальше его остановило топорище. Будь лезвие шире, голова бы точно отлетела. Вы видели инструмент, который используют мясники, чтобы рубить кости?