Баклан невесело усмехнулся своему отражению в зеркале, и до самых глаз испачканное наполовину соскобленной пеной для бритья отражение так же криво усмехнулось ему в ответ. Теперь, по крайней мере, было ясно, откуда у него это поганое, тягостное ощущение надвигающейся неизвестно откуда беды. Правда, легче ему от этой ясности не стало — наоборот, в голову полезли какие-то дурацкие мысли: а ну, как сон в руку? Может, ему и впрямь недолго осталось коптить небо?
Опрыскиваясь одеколоном, он подумал, что в этом нет ничего невозможного и что для всей этой мистики — вещих снов, дурных предчувствий и прочей сомнительной бодяги — существует вполне научное определение: интуиция. В той или иной степени она от рождения присуща каждому человеку, а регулярно совершаемые прогулки вроде той, что приснилась ему сегодня, весьма способствуют развитию этого ценного качества. Например, в самом начале знакомства, когда Баклан только-только подписал контракт на сверхсрочную и попал под начало майора Быкова, Ти-Рекс казался ему чуть ли не ясновидящим. Его невероятное чутье на опасность уже на памяти Лугового сто раз спасало их шкуры, а со временем Баклан и сам научился не игнорировать тихие звоночки, поступающие из темных глубин подсознания: берегись, дурак, не влезай — убьет…
Уминая плотный завтрак, который у нормального человека считался бы поздним обедом, если не ужином, он подумал, что, возможно, интуиция тут вовсе ни при чем. Просто спать надо, как все приличные люди, в темное время суток. А днем, при свете, да еще после ночи, проведенной в нестерпимом грохоте, сутолоке, дыму и режущих глаза вспышках стробоскопов, еще и не такое может присниться…
Выходя из дома, он прихватил с собой мусор. Как всегда, ему вспомнилась примета, согласно которой мусор на ночь глядя выносить нельзя — не будет денег. Он усмехнулся: а когда еще прикажете его выносить? Утром, что ли, после смены специально спускаться с двенадцатого этажа? Мусоропровод-то, спасибо коммунальным службам, не работает чуть ли не с момента сдачи дома в эксплуатацию…
На улице уже совсем стемнело, вдоль улицы тускло, вполнакала тлели фонари. Лампы в них были ввернуты импортные, повышенной интенсивности, но освещали они в основном сами себя — интенсивность интенсивностью, а против физики не попрешь: если на прибор подавать только половину, а то и четверть расчетного напряжения, он и работать будет точно так же, в четверть силы…
Пакет с мусором описал в воздухе пологую дугу и почти беззвучно канул в грязную жестяную пасть контейнера. Бросок был произведен метров с десяти и с высокой точностью — как всегда, даже когда метатель бывал нетрезв.
— Трехочковый, — с удовлетворением объявил Баклан, в юности увлекавшийся баскетболом, и направился к стоянке, где скучала под моросящим дождиком, дожидаясь хозяина, его немолодая «девятка» престижного некогда цвета «мокрый асфальт».
И тут ему преградили дорогу. Двое в кожаных мотоциклетных куртках-«косухах» вышли из темноты за пределами отбрасываемого фонарем светового круга и остановились, красноречиво поигрывая принесенными с собой предметами. Один из этих предметов представлял собой приводную цепь от мотоцикла, другой — бейсбольную биту, которой, судя по мелким выщерблинам на толстом конце, уже довелось побывать в деле, и не раз.
Услышав за спиной шаги, Баклан быстро обернулся и увидел еще двоих, приближавшихся со стороны контейнерной площадки. Они тоже были в черных кожанках, но Баклан сомневался, что это байкеры или, скажем, поклонники тяжелого рока. Просто для страны не прошли даром уроки лихих девяностых, и нынче каждая собака знает: черная кожанка стала своеобразной униформой бандитов не потому, что это красиво или модно, а по той элементарной причине, что с нее легко, буквально в два счета смывается кровь — неважно, своя или чужая. Порвать ее тоже непросто, вот и выходит, что для рукопашной лучшей одежки не придумаешь — и легко, и удобно, и практично…