*
Белая ночь,
мир отдалив,
сердце томимое
небу откроет.
Мысли и сны
поровну поделив,
нет, не ответы… —
вопросов подбросит.
*
Занозила душу тоска…
Растерял себя, расплескал.
Заплутал средь мирских затей
и от проповедей устал.
Люди — сила, но пробил час:
только сам себе можешь помочь.
Отрекись
от соблазна
«слыть».
Пуповину
сгрызи
прочь!
Удались в одинокий скит,
где сойдёт мишуры линь.
И смиренной молитвой взывай
богоносных небес синь.
*
Избы поморов, избы поморов.
Сколь вами сложено судеб и былей.
Сколько вы видели радости-горя…
приняли боли.
Стылая печь. Закопчённые стены.
Чёрная дверь и в углу образок.
В этом бушующем мире несказок
Стали моим вы приютом веры.
Белого моря старцы седые.
К вам за советом, за светом иду.
Вы утешаете, вы же и лечите.
Избы поморов — кузница слов.
Я в своём сердце принёс уголёк вам…
Печка затеплится — молодость вспомните.
Радостным гулом тогда ободрите.
Только, родные мои,
не молчите!..
*
Послесмертье. Час расплаты!
Длинный список дел, делишек.
И на все есть свой свидетель…
Их порою даже с лишком.
А какой вердикт объявят,
ты не можешь знать заране.
Лучше б в рай, а вдруг как снова…
В ад!
На Землю!
в наказанье,
в назиданье…
*
Слева — обрыв, справа — обрыв…
Наверх — грубой нитью тропа.
Она, петляя, ведёт туда,
где лишь гнездовье орла.
Но каждый шаг, что уводит ввысь —
вразрез с приземлённым житьём.
А голос вкрадчивый песнь поёт,
назвавшийся Разумом:
— Поверь, не стоит дальше идти,
и так уж вровень болот!..
Всё это — прихоть. И липкой речью
Треножит
твою
иноходь.
Думать, похоже, есть над чем.
Лучше себя не неволь…
Ведь это лишь Человеку под стать —
Расти
над отметкой
«ноль»!
*
Хлеба укрой, крупная соль,
стылой воды глоток.
Отчаянных мыслей безудержный вихрь!
И — не грозит покой.
За шагом — шаг, за верстою — верста,
где земли непочата суть.
Не для того, чтоб ступить туда…
За горизонт
себя
заглянуть!
Идти, сбивши ноги в кровь,
до спазмы сухой во рту.
Где перевал рассечёт гору
и облака по нутру.
За шагом — шаг, за верстою — верста,
преступая похоть и боль,
идти назло всем смертям.
Штурмуя
вершину вершин —
себя!
*
У самого Белого моря
в ветхой рыбацкой избе,
закутавшись в спальник, как куколка,
я письма пишу тебе.
Любить не умею ярко.
Почти не дарю цветы…
И чаще других подарков
грусть получаешь ты.
Внутри всё клокочет, мается.
Виню себя и кляну.
Легко ли рождаться заново
Вот так
одному
на юру?..
Но должен из кокона выйти
не тот же удав или больше…
Последней бабочкой лета
На грудь
опущусь
брошью.
*
Колежма — Белого моря рай.
Богатства — на каждом шагу.
Не газ или там молибденовый концентрат…
Важней! Поручиться могу.
Люди — вот что ценней всего!
На слово щедры красное.
К работе охочи, пожалуй, любой.
Это ясней ясного.
Но пуще славится их поморство.
Вот где «охи-то» с «ахами»!
Сёмгу, камбалу, навагу с корюшкой
Возами
сдают
маховыми.
Ладонь, как пятка, легла на канат:
— А ну-ка, сходить, что ль в Баренцево?
Им только б пресной воды запас…
Карбас
кивает
радостно.