Про то, что похоже на Хойму
Федя выходил каждое утро на автобусную остановку к таллинскому кинотеатру «Космос». Он жил неподалеку, и эта остановка для него получалась самой ближней. Кроме него, дворников и таксистов, и редко когда одиночных не слишком трезвых прохожих, на улицах города никого в это раннее время не слонялось. Он жил почти что в центре столицы Эстонии, но в квартирке-трущобе, где сломана печь, дырявые стены, и тепла в доме не было. В холодную балтийскую пору он спал, как альпинист, одетым, и все равно вставал в пять часов утра и бежал на автобусную остановку. И мылся на работе. И зубы успевал почистить, и под утренний шумок рабочих в раздевалке иногда стирал носки в мойке рядом с душевыми кабинами. И кушал после того скромно яблочко. Прямо у своей кабинки с личным вещами. Потому что у него не хватало денег на нормальный обед. И в общий обеденный зал пока что не выходил. Нужные деньги он надеялся получить на новом заводике. Чтобы отдать их за квартирку. И купить себе новую курточку. А позже надеялся поднакопить на ремонт и привести в порядок печку и жилье.
А случилось вот, что. Он, как обычно очень рано, поехал на городском автобусе к месту работы. На это уходило час и пятнадцать минут. И народ вокруг него пребывал в состоянии полусна. Но на работу стремился. Как заведенные машинки. Федя знал свое место – конкретное сиденье в автобусе, и некоторые пассажиры ему были визуально знакомы: они так же, как и он, каждое утро спозаранку ехали вместе с ним этим же маршрутом и тем же автобусом.
И если глядеть со стороны, мир катился обычной каруселью мелькающих за стеклом фонарей, полуголых осенних деревьев, густо смоченных чернотой глухого ноябрьского утра. И темное балтийское небо заполняли чернильные облака. Как легкие на флюорографии. В автобусе едва мерцали слабые синие лампочки, тени сновали по лицам пассажиров. И каждый был сам по себе. И походил на пациента, ждущего своей очереди в приемной у врача. Нарушал дрему жизни водитель, объявляя то и дело по микрофону очередную остановку. А получалось, он так обливал сонных пассажиров холодной водой равнодушной реальности.
– Хойму! – сказал водитель не своим, а искаженным и с треском голосом через передающее устройство. Федя был русским парнем в Эстонии. И эти местные языковые несуразности вызывали в нем всегда аляповатые ассоциации. Эстонского языка Федя толком не знал, но всегда испытывал любопытство к различным звукам и необычным их сочетаниям. – Что еще за хойму? – удивился Федя. – Надо же придумать такое: хойму!
Федя всегда о чем-либо думал, когда ехал в полутемном автобусе на работу. И дорога была прежней. А вот только сейчас обратил внимание на странное название какой-то попутной и почему-то пустой остановки. Люди здесь по утрам не ходили. Каково же было удивление Феди, когда через минуты четыре пути водитель опять объявил: «Хойму».
«Померещилось мне, – подумал Федя. – Не жизнь, а сплошное хойму!» И он с нетерпением стал ждать следующей остановки и того, что скажет на этот раз водитель. А тот возьми и ляпни, как заведенный: «Хойму!».
Что-то здесь не так. Федя, парень с глубокой интуицией, ощутил это остро. Он слышал, что о нем, бывало, поговаривали разные люди. Называли непредсказуемым. Сам он, правда, этого за собой не замечал. Но имел глубокое убеждение в том, что окружающий мир, напротив, содержит в себе много чего непонятного, бывает, и непредсказуемого. И происходило что-то невероятное.
За стеклом автобуса оставалась темень глубокой осени. Промокший ночью малолюдный район, вытянувшиеся по обе стороны дороги частные одиночные дома, сосны, облезлые деревья и кое-где огоньки дышали холодом чужого и никем не изведанного мира. И Федя теперь точно знал, что опять объявит водитель. И потому без всякого приглашения он вышел, а получилось, как бы выпал из автобуса на следующей, уже четвертой остановке. И не удивился, когда еще до открытия дверей водитель вновь проскрипел в микрофон: «Хойму!». Это был знак.
Что-то неведомое и, конечно, невидимое приглашало Федю к себе и тем самым чрезмерно настойчиво предлагало ему нарушить однообразие. И он знал, что в это же время никто из пассажиров ничего не понял и даже ничего не слышал. Они были в своем полусне. И они, очевидно, внимали совершенно другим звукам. И для них, возможно, водитель говорил другие слова. Например, после «хойму» звучало «кааре», затем «ыйму» или «хийю». А потом все-таки опять что-то похожее на «хойму».
Незнакомая для Феди местность представляла собой обыкновенный пригород Таллина – города контрастов, где дух средневековья смешивался с парами евробензина, а серый камень – со стеклом и бетоном всеобщего отчуждения. И в этом состоял весь комфорт местной жизни, сдобренный ванильными булочками и запахом кофе.