Я качнул головой, доковылял до него и указал на собственные губы.
— Сначала поцелуй.
— По крайней мере, они не распухли, — ответил Кира. — Ну, хотя бы с одной стороны.
Он склонился и ласково поцеловал уголок моего рта.
— Ты ел?
— Умираю от голода.
— Мама передала ужин для тебя, — продолжил Кира.
— Господи, обожаю твою маму.
Он тепло улыбнулся.
— Разогрею еду. А когда ты поешь, будет готова ванна.
Я прижался лбом к его груди и медленно выдохнул.
— Ты очень добр ко мне.
Кира чмокнул меня в макушку.
— Как ты продолжаешь утверждать.
Он собрался отстраниться, но я обхватил его руками и сжал.
— Останься тут, всего на минутку.
Кира аккуратно меня обнял, а я полностью расслабился.
— Три раунда, — пробормотал я ему в грудь. — Я предупредил Босса, что отныне, если смогу вынести соперника в первом, то так и сделаю.
Кира вздохнул.
— Было непросто смотреть, как ты держишься на протяжении трех раундов, — произнес он. — Думал, тяжело наблюдать, как ты кого-то вырубаешь. Но, по крайней мере, в тот раз всё быстро закончилось. Не уверен, что хуже увидеть: то, как ты вколачиваешь парня в пол, или то, как ты противостоишь ему три полных пятиминутки.
Я вздохнул.
— Прости, детка. Надеюсь, этого не случится снова.
— Лучше бы нет, — согласился Кира. — Думаю, мое сердце не выдержит.
Я крепче стиснул объятия.
— Что сказали твои родители?
— Папа решил, что ты хорошо бился. Но его немного удивил твой срыв в конце. Он никогда тебя таким не видел.
Я вновь вздохнул, но не знал, что ответить.
Потом Кира добавил:
— Но мама… Что ж, она хотела наброситься на тех парней, которые выкрикивали гадости.
— Они получили бы по заслугам, — усмехнулся я. — Твоя мама хотела и Боссу предъявить претензии.
— Они любят тебя, ты же знаешь.
Я кивнул и прижался ближе.
— Знаю, — прошептал я. — Твоя мама сегодня назвала меня своим мальчиком. А папа… У меня никогда не было отца… Ну, был Беркман, но не настоящий отец. Не такой, как твой папа.
Кира отодвинулся, нежно обхватил ладонями мое лицо и поцеловал уцелевшую сторону. Он долго смотрел на меня, разглядывая синяки.
— Еда, ванна, кровать.
— Отлично звучит.
Позже той же ночью, когда Кира уснул, я достал из гардеробной телефон и отправил сообщения Митчу и Россу. Написал, что пробрался внутрь, получил приглашение на бой через три или четыре недели, но не знал точной даты.
Несколько последних недель я сразу передавал любые обрывки информации, как только что-то узнавал. Прозвища помощников Тресслера, имена пособников в других клубах, описания внешности незнакомых мужчин в костюмах, даты и количество их встреч с боссом. Я рассказывал слухи, не зная, была ли в них хоть капля правды. Всё, что я мог делать — пересылать то, что узнал и услышал, и надеяться, что ребята сведут данные воедино. Казалось, будто я держу в руках пульт и пытаюсь передать инструкции тому, кто вслепую управляет самолётом.
Тем сложнее было не получать ни единого ответа. Я даже не знал, видели ли они сообщения. Я поставил на карту всё — и меня бросили в полнейшей темноте.
Не было никакого шанса узнать наверняка, по крайней мере, незаметного. Но я спрашивал у Киры, по-прежнему ли часто Митч появлялся в зале. Кира отвечал, что тот приходил как обычно.
Я кивал, не обращая внимания, что слова «как обычно» приносят мне боль. Для них всё было нормально. Для меня — совершенно не нормально.
— Спроси, работает ли его телефон.
Кира улыбнулся, но взглянул на меня удивлённо.
— Зачем? Ты с ним не разговариваешь?
Я помотал головой.
— Нет, на самом деле.
Прозвучало жалко, даже на мой собственный слух.
— Знаю, что он занят. И я больше не один из парней… — Мой голос затих.
— Ты пытался ему позвонить?
Я помотал головой.
— Не думаю, что могу. Если понимаешь, о чём я.
— Потому что ушёл?
Слова Киры обжигали.
Потому что я ушёл. Я сделал выбор. Я решил пройти через испытание. Целиком моя ошибка.
— Ага.
— Мэтт, — мягко произнёс Кира. — Не прогоняй их из собственной жизни.
— Они будто просто обо мне забыли.
Не знаю, почему я это сказал. Да, о чувствах я не солгал. Я ходил по самому краю. Всё ещё часть команды, но очень, очень далёкая. Но Кире я рассказал не только чтобы выговориться. Гораздо важнее то, что ему нужно это услышать. Он знал, что меня изводит тревога. Поэтому я делился собственными чувствами ради него. Кире должно казаться, что он мне помогает.