Я спал, Кира меня будил. Я спал, он вновь будил меня.
Небо посветлело и снова потемнело. Кира задавал вопросы и протягивал таблетки. Я хотел лишь спать.
Я прежде не бывал настолько вымотан.
Небо посветлело во второй раз, и я лежал в кровати, не желая двигаться. Не желая вставать и встречаться с Кирой лицом к лицу или признавать собственные проступки.
К сожалению, выбора не было. Кира вошёл и скинул с меня одеяло.
— Ну же, вставай.
— Я устал, — слабо произнёс я.
— Прошло два дня, — сообщил он. — Тебе нужно подняться. Поесть, сходить в душ. И простыни нужно постирать.
Понимая, что так легко Кира от меня не отстанет, я медленно сел и поставил ноги на пол, чувствуя растяжение и ноющую боль в каждой мышце. Мой левый глаз не открывался из-за отёка. Голова кружилась, а комната будто вращалась в противоположном направлении.
— Ой.
— Просто посиди немного перед тем, как попытаться встать, — порекомендовал Кира. — Как твоя голова?
— Раскалывается, — тихо признался я. — Всё болит.
Кира больше ничего не сказал. Его молчание тяжело повисло в воздухе. Я знал, что означает тишина. Он зол, обижен и разочарован.
И я его не винил. Не мог. Это моих рук дело. Мой бардак, моя ошибка.
Я кивнул, договариваясь с самим собой, что приму любую реакцию Киры. Я заслужил и его злость, и его разочарованный взгляд, и молчание.
Медленно, я поднялся, сдержав стон, когда боль пронзила ослабшие, затёкшие мускулы. Положив одну ладонь на стену для поддержания равновесия, я неспешно зашагал в ванную.
Вода была горячей и ужасно обжигала, но я остался под душем, позволив потоку стекать по затылку и ощущая расслабляющиеся мышцы. Я подставил под воду лицо, но не трогал его руками. Не осмелился. Чистить зубы с опухшей стороны было довольно болезненно, но после я почувствовал себя лучше. Даже относительно по-человечески.
Мне пришлось сесть на край не заправленной кровати, чтобы натянуть шорты. Я хотел просто лечь, но подозревал, что Кира специально стащил постельное бельё, чтобы я не провёл в постели ещё один день.
Очень медленно, шаг за шагом, я спустился на первый этаж.
Кира вышел из небольшой прачечной, удивившись при виде меня. Он осмотрел мой обнажённый торс. Не с сексуальным желанием, а скорее изучая травмы. Мои рёбра продолжали ныть, но основной удар приняло на себя бедро. А лицо… Слово «боль» даже не описывало весь набор ощущений.
Я не мог взглянуть на Киру. Но замер, когда он подошёл ко мне, несколько раз вздохнул и спросил:
— Голоден?
Я кивнул.
Не сказав больше ни слова, Кира развернулся к холодильнику и достал несколько тарелок: ломтики холодного мяса, салат и кусочки фруктов. Я делал для него то же самое, когда мы отсиживались здесь после истории с похищением. Кира говорил, что чем мельче нарезана еда, тем проще есть. Должно быть, он запомнил…
Я понемногу откусывал, пока не съел почти всё. А Кира притворялся, что не наблюдает. Я по-прежнему не мог поднять на него взгляд. Не знал, что сказать.
Стоило извиниться. Сказать, что люблю его. Что не хотел ранить. Что до сих пор работал в полиции. Я должен был признаться во всём. Но не мог.
Поэтому медленно вышел на террасу с видом на долину и горы, осторожно опустился в кресло, закрыл глаза и уснул.
Кира разбудил меня, сел рядом со стаканом воды в одной руке и горстью таблеток — в другой. Я привстал, стараясь не морщится от боли.
— Спасибо, — проговорил я, проглатывая лекарства.
— Чувствуешь себя лучше?
— Не слишком. Голова уже не раскалывается.
— Лицо болит?
— Вся левая сторона.
Кира кивнул.
— Те таблетки, которые выдал врач, должны помочь, — сказал он.
— Это седативные (прим. пер.: сильные успокоительные препараты, влияющие на центральную нервную систему)? — поинтересовался я.
Кира покачал головой.
— Нет, он не может выписать рецепт. Просто сильное обезболивающее.
Забавно, что я, полицейский из отдела по борьбе с наркотиками, почти хотел заполучить что-то вроде «Перкосета» или «Викодина» (прим. пер.: обезболивающие наркотические препараты, содержащие опиоиды), по рецепту или без него.
Я мотнул головой.
— Я, правда, очень устал. Прости. Ты привёз меня сюда, а я хочу лишь спать.
Кира смотрел вдаль.
— Всё хорошо, Мэтт.
— Ты взял отпуск на работе?
Он взглянул на меня и кивнул.
— Смог выпросить только четыре дня из-за того, что не предупредил заранее, — сообщил он. — Хотелось бы задержаться подольше.