— Да, — пробормотал я. Хлынули новые слёзы.
— А потом тебя почти убили, Мэтт, — едва слышно произнёс Кира. — Тебя едва не отобрали у меня. Клянусь, никогда в жизни я не пугался сильнее.
— Прости.
Кира покачал головой. — И всё лишь потому, что ты боялся заговорить.
— Мне жаль.
— Знаю, что тебе жаль. Но если ты хочешь быть со мной, то придётся выговориться. Мы это всё обсудим. Всё. Ты расскажешь о том, что не хочешь произносить вслух. А после — расскажешь ещё раз. И пообщаешься с целой командой психотерапевтов, понял?
Я кивнул.
— Потому что у нас появится хоть какой-то шанс пережить случившееся, только если ты будешь, чёрт возьми, говорить.
— Знаю, — прошептал я сквозь плач. — Буду. Что бы ни потребовалось.
— Мэтт, я люблю тебя, правда. Но ты причинил мне боль. Если соврешь мне снова, хоть единожды, о чём угодно, — с нами покончено. Понял?
Я кивнул и вновь зарыдал. Казалось, я не в силах остановиться. На меня навалилась невероятная усталость. Голова свесилась вперёд. Кира вроде поймал меня и обхватил ладонями лицо.
— Ох, Мэтт… Сначала душ, потом сон.
— Ладно, — буркнул я.
Появились медсёстры. Горячий душ и мыло — словно райское наслаждение и одновременно адская пытка для кожи. Я даже умудрился осторожно почистить зубы, хотя вся правая сторона рта болела. И почувствовал себя почти по-человечески.
Я надел свежий халат и забрался в чистую постель. Врач подал бумажный стаканчик с таблетками, и я их принял без вопросов. Устроился на подушках и закрыл глаза. Через мгновение знакомые пальцы коснулись моей левой ладони, губы нежно прижались ко лбу.
* * * *
К середине дня я поспал ещё немного, съел фруктовый салат. По-прежнему было больно, но чувствовал я себя значительно лучше.
Отчасти, подействовали лекарства. Но в значительной степени повлиял Кира. Его слова — неприглядная правда, и я знал, что придётся с ней столкнуться. Кира понимал, что будет не просто, что он выбрал тяжёлый путь. Мне нужно разобраться с кучей проблем и привести голову в порядок. Но всё же Кира сидел рядом, у больничной кровати, и держал меня за руку.
Врач провёл несколько новых тестов на слух и объявил, что если не случится ухудшений, то я могу отправиться домой на следующий день.
— Хочешь поехать в хижину? — спросил Сэл на языке жестов.
— Нет, — ответил я. Потом взглянул на Киру. — Просто хочу домой. Устраивает?
— Конечно, да, — подтвердил тот.
— Я соскучился, — признался я. — Соскучился по дому и по тебе. Хочу провести там какое-то время, наедине с тобой, понимаешь? — И тут меня осенило. — Только если ты хочешь остаться, — проговорил я, не зная, собирался ли Кира въехать обратно. — Если нет, то я пойму.
Кира улыбнулся.
— Конечно, я хочу остаться, — заверил он.
Раздался стук в дверь. Беркман выглянул из проёма.
— Принимаешь посетителей? — поинтересовался он и вошёл, не дожидаясь ответа. — Как пациент?
— В норме, — ответил я.
— Что говорит врач?
— До сих пор глух на одно ухо, — сообщил я. — И завтра могу выписываться.
Беркман кивнул.
— Отлично. Я имею в виду выписку, а не глухоту.
Кажется, впервые я заметил его неуверенность. Беркман взглянул на Киру, Сэла и Юми, а потом вновь на меня.
— Хотел узнать, думал ли ты о вчерашнем разговоре? — спросил он. — Нет нужды принимать решение прямо сейчас. Можешь взять оплачиваемый отпуск…
— Росс? — перебил я. — Я ухожу. Непригоден к службе по медицинским показателям. Или назови как-нибудь иначе. Но я увольняюсь.
Беркман долго на меня смотрел, потом вздохнул.
— Уверен?
— Да. — Я и правда испытывал уверенность. — Полностью.
Пожилой мужчина пожал плечами.
— Чем займёшься?
— Не знаю, — честно ответил я. — Потребуется какое-то время, чтобы привести голову в порядок. — Я посмотрел на Киру, и тот улыбнулся. — Найти другие приоритеты в жизни.
Беркман задумчиво кивнул.
— Справедливо. Согласно медицинскому отчёту в деле, остаточные последствия травм могут проявляться ещё полгода.
— Да, по словам врача, — подтвердил я. — И?
— Значит, до выздоровления ты можешь сидеть на оплачиваемом больничном. Департамент подберёт лучшего психотерапевта… — Он резко замолчал. — То есть, лучшего человека, чтобы помочь тебе. И не нужно будет волноваться о деньгах, пока ты не работаешь.
Я улыбнулся.
— И почему люди считают тебя засранцем?
Беркман фыркнул, но тут же посерьёзнел.