– Это? И каким же образом? – самоуверенно усмехнулась Мара, а это была именно она. От былой серой мышки не осталось и следа, передо мной стояла взрослая женщина с холодным взглядом и дерзко вздернутым подбородком. Даже волосы ее, раньше какие–то серые, теперь блестели по–особенному ярко.
– Ты потеряла осколок бусины в будуаре Лихойст. А я его нашла и сразу обратила внимание как на возможное доказательство, – я говорила охотно, понимая, что чем больше времени мы с Мефом выиграем, тем лучше для нас самих. – Браслет сделан из довольно редкого материала, такие нечасто встретишь. Сначала, признаться честно, я подумала на Беллатрикс, так как видела у нее этим утром точно такой же браслет, и была уверена, что это она оставила бусинку в комнате. Но на балу, когда я спросила ее про это украшение, она поведала мне, что его привезли только сегодня. Тут–то и была несостыковка. Как бы Белль не старалась, она не могла попасть в будуар раньше меня – он был оцеплен специальным ограждающим заклятьем, фиксирующим все попытки попасть внутрь комнаты. Еще раньше побывать там и потерять осколок Беллатрикс тоже не сумела бы – ведь браслет она получила не ранее, чем двенадцать часов назад. Но, по ее же словам, работа была авторской, и по всему миру всего несколько похожих украшений…
– Если ты догадалась уже тогда, то почему не предупредила своего дражайшего любовничка? – демоница бросила полный отвращения взгляд Мефистору.
Сделав вид, что не услышала последнего, я спокойно ответила:
– А я не поняла тогда, что это ты. Только после возвращения ко мне памяти я смогла вспомнить свою первую с тобой встречу. Тогда на тебе был тот же самый браслет. Но мне покоя не давало другое – услышанное из разговора Фаукса и Беллатрикс. Я случайно подслушала их, они говорили о неком артефакте. Это и сбило меня с толку, перекинув все подозрения на Бель. Поэтому я и не думала о тебе до этого момента.
– Видишь, что бывает при невнимательности, – ухмыльнулась Мара. – Ай–я–яй, Софи…Подвела Повелителя, не выполнила данного тебе задания…
– Откуда ты знаешь о задании? – похолодела я.
– А ты угадай. Впрочем, сейчас ты и сама все увидишь, – демоница вдруг прислушалась к чему–то. – Почему ты так долго? – обратилась она к открывшейся двери.
Быстро переведя взгляд в ту сторону, я ощутила, как засосало под ложечкой.
Пусть я и была уверенна в своих домыслах, но маленький лучик неодолимой, упрямой надежды все равно оставался у меня в душе, согревая таким прозрачным, но все же существующим теплом. Надежды на то, что Фаукс все же не предатель.
«Надежда умирает последней». Теперь я в полной мере понимаю значение этой фразы. Это действительно удивительно живучее чувство.
В грот вошел он. Де Гредин. Лучший друг Повелителя. Тот, кого я со временем, быть может, могла бы назвать любимым. Но и то, и другое оказалось неправдой.
Это так легко – разбивать. Достаточно одной лжи, одного предательства. Только возвратиться к былому, о чем не шла бы речь, в жизни почти никогда нельзя. Это точка, откуда уже нет возврата.
Сперва я ощутила какое–то неестественное спокойствие, но увидев, кого за веревку тянет за собой демон, старательно отводящий от меня взгляд, не сдержала испуганного возгласа.
– Лада! Зачем она тут, черт побери?! – я рванулась на цепи, но заработала только резкую боль в предплечьях.
– О, надо же, моя сестрица, как я вижу, успела тебе полюбиться, – захохотала Мара совершенно безумным смехом. – Значит, будет еще веселее ее обездушивать… На твоих глазах, как и этого подонка.
– Она же твоя сестра, – мой голос сел от ужаса за девочку, которая, вся скорчившись, стояла, прижимаясь к грязной стене.
– Она не моя сестра! – глаза демоницы яростно сузились. – Она выродок! Моя мать изменила отцу, и за это он выгнал нас, всех троих, из дома. И был совершенно прав по законам Болейна!
– Никто не виноват в факте своего рождения, – я взглянула на нее исподлобья.
– Из–за нее жизнь моей матери была сломана! – демоница, подлетев к Фауксу, выхватила у него из рук веревку и грубо дернула, заставив сжавшуюся и все еще молчащую Ладу упасть на колени. – Она заслуживает смерти!
– Жизнь твоей матери была сломана из–за ее же ошибки.
– Прикуй ее, – брезгливо бросила Мара де Гредину, а сама вновь повернулась ко мне. – Ошибки, говоришь? Да что ты можешь знать об ошибках, ты же всего лишь человеческая девочка, даже не женщина еще! Что ты видела за свою ничтожно короткую жизнь?
– Смерть. Я видела смерть. Я слышала тысячи историй мертвых о прожитых ими жизнях. Думаю, этого достаточно, чтобы разбираться хоть в чем–то.
– И ты меня осуждаешь? – Мара с превосходством на меня посмотрела, чуть откинув голову назад. – Конечно, осуждаешь…
– Нет, – я говорила очень серьезно, наблюдая, как маска высокомерия сменяется на бледном лице женщины подобием удивления. – Хоть я и видела много, но не настолько, чтобы судить о других. Этого никто не смеет делать. Даже будь то Бог или Дьявол.
– И ты хочешь сказать, что и не злишься на меня? – похоже, ей и в самом деле было это интересно.
– Злюсь, конечно. Но только потому, что твои действия причиняют страдания тем, кого я знаю. Тем, кем я дорожу. И это, получается, не более чем личная обида, но не оценка правильности твоих поступков. Не касайся меня все это, я бы сто раз подумала, прежде чем выносить тебе приговор или осуждать.
– А ты мне нравишься, – хохотнула демоница почти без всякой злобы. – Забавно мыслишь. Но, как ни жаль, а мне все равно придется тебя убить, ведь ты живой свидетель.
– Готово, – тихо известил Фаукс, окончивший зачаровывать цепь на ручках Лады, все так же не проронившей ни звука и лишь испуганно взиравшей на нас своими большими голубыми глазами. Слава небу, девочка была не поранена, иначе, не знаю как, но я бы добралась до де Гредина и собственноручно свернула бы ему кое–что жизненно–важное. Шею, например…
– Ты такой медлительный, меня это раздражает, – пренебрежительно скривилась Мара. Хвост де Гредина после ее слов чуть заметно задергался, выдавая чувства его обладателя. – О, и сделай лицо попроще, смотреть противно.
Было видно, как сжались его зубы, но ответил он предельно учтиво и чуть ли не подобострастно:
– Простите, я постараюсь больше вас не разочаровывать.
Меня, наблюдавшую эту картину, вдруг разобрала дикая злость на демона, смевшего терпеть все эти унижения.
– Надо же, ты прямо как преданный раб господина кидаешься исполнять ее приказы. Так нравится подчиняться? – выплюнула я, с вызовом глядя на напрягшегося Фаукса.
– Это тебя не касается, – его голос был абсолютно безликим, в нем не проскальзывало ни единой нотки хоть какой–нибудь эмоции, чувства. Складывалось ощущение, что я разговариваю с мертвым, но я по опыту знаю, что даже они не бывают настолько… неживыми, хотя, казалось, куда уж больше.
– Как раз меня это и касается, – я с яростью подалась вперед. – Да как у тебя стыда хватило смотреть нам с Мефом в глаза? Как ты мог предать его, ведь он тебе верил! Почти до последнего…
– Софи, достаточно, – остановил меня Повелитель.
Он лежал, запрокинув голову назад, из–за чего я не могла видеть его лица, но мне почему–то казалось, что на нем сейчас застыло безразличие.
«Да он просто смирился со всем, что должно произойти, – чудовищное понимание накрыло меня с головой. – Но как же так можно? Он сдался, даже не попытавшись бороться!»
– Но… – начала я, и была опять прервана им.
– Не стоит. Каждый получит то, чего он достоин.
Но тогда почему в твоем голосе столько обреченности, демон?
– Не тебе судить, кто чего достоин, – холодно одернула его Мара. – Если бы все в жизни происходило именно по этому закону, ты, падаль, давно бы ошивался где–нибудь на паперти.
Меня охватила вдруг свирепая ярость. На Мефа, на демоницу, на Фаукса… на себя. Какого черта я бездействую?! Нужно придумать, как освободиться. Безвыходных ситуаций не бывает! Есть просто плохо думающие люди… Ну, или нелюди, в данном вопросе это не особо важно.